- Да, пап… - совсем тихое признание очевидного, почти шёпотом.
- Выстоишь против них десять минут, так и быть, поверю, что тебя чему-то научили на этом твоём тхэквондо.
Что мог сделать угловатый худой подросток против двоих шкафов-профессионалов с отбитыми мозгами, не обременённых какой-либо моралью или малейшим проявлением сочувствия?! Ровным счётом – ничего.
К тому же хозяин дал добро бескомпромиссным приказом «Не щадить! Он победитель. Пусть докажет, что это действительно так! Только аккуратно, без следов, ему завтра в школу идти!»
Его попросту отпинали, как футбольный мяч, и выбросили, словно мусор, в его же комнату, молча зализывать раны и глотать непролитые слёзы.
И он их глотал, не проронив ни единой, выплёскивал все эмоции на бумаге! Она всё стерпит и примет!
В такие дни он рисовал часами, чтобы успокоить душу, горевшую незаслуженной обидой, и снова убедить себя, что он плохо старался, раз так получилось.
Подобный подход у отца был ко всему, за что бы он ни брался. Всё нужно было доказывать лично Добрынину, и только тем способом, который тот придумает сам.
Что-то удавалось доказать, получив в ответ краткое «Вот видишь, можешь, если захочешь», но чаще случались полные провалы, подкреплённые привычным и набившим оскомину «Весь в Аньку! Бесхребетник!».
Но всё же есть вещь, за которую он будет весь свой век благодарен этому монстру. Знакомство с Кожевниковым и Котом. Ведь, как ни старался Данила, а по-настоящему стравить эту тройку у него не получилось. Игорь и Тим были искренни с ним во всем: в откровенной неприязни в начале знакомства, и в настоящей дружбе, что случилась с ними в последствии.
А у него к тому времени шоры с глаз давно уже были сняты. Тогда он уже прекрасно знал, что не видеть ему отцовской любви никогда. Что бы он ни сделал, не заслужить ему и уважения Данилы. Причина тому проста: это существо не знает, что такое любовь, и никого не уважает. Эти чувства слишком светлые для насквозь прогнившей души, если у такого монстра вообще она есть.
В тот миг, когда к юному мальчишке пришло осознание этой истины, пришло и следующее: ничего кроме отвращения он к этому человеку не чувствует. И так же ясно он понимал, что нельзя, ни в коем случае нельзя показывать это чувство в открытую, иначе его в тот же миг уничтожат.