Мать и сын, и временщики - страница 39

Шрифт
Интервал


– Мне так самому казалось и кажется – оттуда вся буза… Здесь зло таится… Здесь и хотят нас с тобой, великая княгиня… Не суди строго мои сомнения… И прости, Христа ради…

На том и расстались великая княгиня Елена Васильевна и недоверчивый князь Андрей Иванович Старицкий – вроде ласково, но без искреннего примирения и полной уверенности матери в верности взрослого 46-летнего дяди 6-летнему племяннику…

По возвращении в Старицу князь Андрей своих подозрений к московскому правительству не отложил; он продолжал питать прежнюю недоверчивость не только к конюшему Овчине, но и к самой правительнице Елене. По-прежнему продолжал верить всем слухам, что великая княгиня спит и видит, чтобы обеспечить полную безопасность своему юному сыну, упекши его дядю в темницу. По-прежнему шли в Москву доносы о недоверчивости князя Старицкого, о его подозрениях и страхах, о готовности сноситься с врагами Москвы на западе, востоке и юге. Наконец, в Москву донесли, что Андрей Старицкий собирается бежать в Литву через Новгород, узнав о смерти в темнице своего брата Юрия Дмитровского.

Тогда великая княгиня Елена послала в Старицу знатного боярина, князя Ивана Васильевича Шуйского звать князя Старицкого в Москву на совет о войне казанской. Это случилось осенью 1536 года. Три раза приглашали его в Москву, но он не ехал, отговариваясь серьезною болезнью и обращаясь к Елене со своей просьбой прислать в Старицу лекаря. Посланный Еленой известный немецкий лекарь Феофил, правая рука Николая Булева, после обследования князя Андрея Старицкого не нашел у него никакого заболевания серьезного, о чем и сообщил вскоре в Москву – к явному неудовольствию последнего.

Узнав о новых подозрениях и опасениях Елены, князь Андрей послал с гонцом отчаянное письмо младенцу-государю, где несколько раз были прописаны такие горестные слова о лишении им рассудка:

«…В болезни и тоске я отбыл ума и мысли. Согрей во мне сердце милостью. Неужели велит государь влачить меня, опекуна, отсюда на носилках?»

Умная Елена сумела между строк отчаяния прочитать скрытую иронию и даже издевку над жалкой судьбой распавшегося регентского совета. Из семи членов его, опекунов малолетнего царевича: Михаила Захарьина, Василия Шуйского, Ивана Шуйского, Михаила Тучкова, Михаила Воронцова, Михаила Глинского и Андрея Старицкого один уже умер насильственной смертью – дядя великой княгини Михаил, один отправлен в отставку и репрессирован – Михаил Воронцов. А он, князь Андрей Старицкий – с расстроенным рассудком от подозрений и недоверия после странного известия о смерти в тюрьме брата Юрия, тоже более чем причастного к деятельности регентского совета.