Ум это ограниченный квадрат. Мудрость – то, что может выйти за пределы этого квадрата. Ты доволен.
Рудольф говорит. И сейчас я хочу говорить тоже. Я стал увереннее. Смелее. И если раньше я только отвечал, сейчас говорил сам. Мы на одной волне. Не то, чтобы я готов продолжить его полуслово. Но движемся в одном направлении.
Мир, и вправду, плох. Циничен. Жесток. А наша страна? Рудольф критичен как никогда. А наш город? Рудольф критичен как всегда. Еще больше. Кажется, о человеческих пороках он знает все. О страданиях. О темной стороне. О коррупции. О лицемерах. Бесконечный поток. Негатив. Наполняет меня. Закачивает в меня.
«Истина любит критику, от нее она только выигрывает, ложь боится критики, ибо проигрывает от нее20». Осталось понять, где истина, а где ложь.
Грустно становится. Вспоминаю маму. Как бы хотелось ее тепла. Без нее тяжело.
Этот мир ужасен. Эти люди. Сколько брошенных. Сколько голодающих. Сколько болеющих. Но им можно помочь. Не в них дело. Этот мир ужасен. Эти люди. Сколько лицемеров. Сколько циников. Сколько жестоких. Сколько глупых. Как им помочь? Дело в них. Этот мир ужасен.
Инфантилизация21 общества.
Копроэкономика22.
«Человек одинок» Эриха Фромма23.
Страшный новый мир.
– Давайте все, – Илья мило улыбается. Он это умеет.
Бабушка улыбается еще милее. Сколько неподдельной радости в глазах.
– Куда же тебе столько, внучек, – негромкий голос не верит своему счастью.
Один кулек. Второй. Третий. Четвертый. Пятый. Пакет клюквы готов.
Еще один кулек. И еще один пакет. Вышло два пакета.
Илья достает пятьсот рублей.
– Да куда столько, – бабушка искренне недоумевает.
– Возьмите, пожалуйста.
Бабушка растерянно сжимает купюру в руке.
– Спасибо, внучек, спасибо. Храни тебя Бог.
– И вас.
Бабушка не верит своему счастью. Илья прощается. Я смотрю на бабушку. Показалось, что-то в глазах блеснуло. Надеюсь, показалось. Ничего искренней эмоций бабушки не припомню за эти восемнадцать лет. Какое-то особо чувство. Не хватает знаний, чтобы облечь это чувство в слова.
Пятьсот рублей.
Бесконечная радость.
Илья покупает еще что-то.
– Сколько стоила клюква? – спрашиваю, когда отходим от небольшого стихийного рынка на остановке уже на приличное расстояние.
– Десять кульков, – Илья задумывается на мгновение, – Двести пятьдесят.
– Она ушла? – оборачиваюсь, но торгового места бабушки отсюда не увидеть.