Кошки медленно подошли, зашевелили усами и потянулись носами к незваному гостю. Самая капризная и ревнивая Белка, светлая пушистая кошечка с огромными жёлтыми глазами, постояла, недовольно размахивая хвостом, понюхала, лизнула и равнодушно пошла на кухню, жалобно прося есть. Смешливая и озорная Фрося, трёхцветная короткошёрстная кошка, проявила больший интерес и принялась заботливо вылизывать подкидыша. Чёрно-белая Мурка с зелёными круглыми глазами, самая старая в доме, даже не подошла. Ей, много повидавшей на своём веку, какие-то котята были уже не интересны.
Из дальней комнаты раздался хриплый старческий голос:
– Опять кошку в дом принесла? Что же ты за котяру такого в своей жизни встретила, что до сих пор подбираешь всех кошек и не выходишь замуж?
Мать Ляли давно не вставала. К старости она стала удивительно цинична и высказывала, порой, такие скабрёзности, которые, впрочем, простительны старикам.
– Мама, бабушка права, может, хватит в доме кошек? – сказал сын, держа на руках котёнка и нежно его поглаживая.
– Ты, сынок, как никто другой должен любить котят. Ведь именно маленькой Мурке ты обязан своим рождением, – ответила Ляля, которую уже давно все называли Елизаветой Андреевной. Она работала в школе учителем русского языка и литературы.
– И когда же ты, наконец, расскажешь тёмную историю моего рождения? – в который раз поинтересовался сын.
Елизавета вздохнула:
– Нет, не тёмную, а светлую, – сказала она тихо, как будто самой себе.
– Значит, это тоже будет Мурка, – поставил точку в разговоре Игорёк, и пошёл готовить тазик для купания и обработки котёнка.
– Ой, неспроста в доме вновь появилась ещё одна Мурка, неспроста. Чует моё сердце: быть беде! – раздался крик из спальни.
Эти слова оказались пророческими. Мать Елизаветы хватил удар. То есть, случился второй инсульт, и более серьёзный, чем первый. Она была ещё не совсем стара, но напасти судьбы сильно подорвали её здоровье.
– Что мне делать? – спрашивала Елизавета у приятельницы, – Чувствую, что-то неправильно делаю, что-то самое главное в своей жизни упускаю.
– Прекращай жить мечтами и воспоминаниями, – махнула рукой подруга, – и хватит хранить верность неизвестно кому…, а к матери пригласи священника, пусть причастит. Да ты и сама забросила в церковь ходить.
Ляля кивнула головой соглашаясь. Долгое время она регулярно поминала Игоря, молилась о нём, но в круговерти дней стала всё реже и реже появляться в храме. Игоря не забыла, но вера её надломилась, а смирение с горечью и какой-то глубокой обидой поселились в сердце. Мечты о встрече рассыпались, как карточный домик, и не приносили былой радости короткого, мечтательного, призрачного счастья. Любовь по-прежнему горела в сердце, но уже с горечью и без всякой надежды.