Дома поднесла стрижа к крану, открыла, пил с жадностью. Потом началась неделя адреналина. Почти всю неделю не проходила мысль, чем же его кормить, жила в постоянном страхе, что он не выживет: то коты рвались к нему, то нет корма. Приходилось ловить мух, кузнечиков, Боже, мне их тоже жаль… Чувствовала себя убийцей…
Потом подружились, он любил, когда гладила пальцем под горлышком и около ушек. На голос отзывался, разговаривали с ним. Наверно со стороны кому-то это показалось бы сумасшествием. А мне с ним было так здорово в эти минуты, он так внимательно смотрел на меня и слушал, что мне казалось, что я в своей стае.
Сегодня он отказывался от пищи, потом вырвался и сделал круг по комнате и спокойно сел на спинку кресла. Подумала – пора…
Всю дорогу, пока несла его, приговаривала: «Ты только лети, ты только не падай, теперь ты сам себе будешь пищу добывать. Ты только поосторожнее там в небе. И не забывай…». И ещё много всего говорила, теперь уж и не припомню… И ком стоял в горле, так и хотелось расплакаться, привязалась душа к нему…
Отнесла в поле, раскрыла ладонь, и он сразу выпорхнул. Вначале летел низко над полем, думала, врежется в лесопосадку, а он поднялся над лесом и – в небо… Дальше уже не видно было моего стрижика. Помахала вслед рукой. Расплакалась, то ли от счастья, то ли от грусти…
И всё не выходил с головы тот пёс, какой-то он был странный, кто он, может не случайно всё это?
Когда пришла домой, увидела стрижа над домом, конечно, это был не он, их порой много летает в небе, но мне так хотелось верить, что это он… летит моя крошка, моя птичка. Он теперь дома, ведь стрижи всю жизнь проводят в небе, даже спят там, на землю больше не садятся. Они становятся небом.
Подумать только, я целую неделю держала в ладонях небо…
Когда человеку трудно, ему больше всего нужна поддержка самых близких и любимых. Вот так и Родине…
Люблю свою страну, нашу страну – Россию. Люблю её такую, какая она есть. Во все времена. Люблю народ России – самый душевный, самый многострадальный, самый терпеливый и непокорный. И ни за что не променяю её на другую…
Нет места лучше на земле, чем та земля, которая тебя вскормила, духом которой ты пропитан насквозь, когда ты дышишь с ней в унисон, когда ты готов целовать её раны и ссадины. Когда со всех сторон над ней глумятся, когда её собственные дети готовы растерзать на куски, хочется обнять и укрыть.