Сигизмунд, не противодействуя Холмскому, вынужден жаловаться на того Василию с ироничным подтекстом: как же это выходит, великий князь, говоришь с королем о мире, о судьбе своей сестры, вдовствующей великой княгини. А сам руками воеводы Холмского развязываешь войну на смоленском направлении, тянешься изо всех сил к нашему Смоленску.
«Правильно мыслит король, – усмехнулся Василий, вчитываясь в новую верительную грамоту, – только рано пока отвоевывать Смоленск, короля надобно пощупать, каков он на деле – крут или боязлив, напорист или уступчив?.. – Посерьезнел, омрачившись ликом. – Как он захочет мне отомстить – наверное, через унижение сестры?..»
Так оно и вышло… За недружественные действия брата против короля пришлось отдуваться его сестре вместе с русскими военнопленными и задержанными московскими в Литве. С того времени участились жалобы вдовы Елены брату. Она уже догадывалась, что ее не выпустят из Литвы в Москву, уведомляя брата о злокозненных деяниях и подлых планах короля уничтожить ее. Из виленского великокняжеского замка после смерти супруга Елена была вынуждена выехать.
Возникла жалкая бытовая проблема – где держать свои вещи и казну? А это ведь четырнадцать огромных сундуков. Только в московском приданом насчитывалось множество серебряной и золоченой посуды, отрезы бархата, атласа, множество дорогих мехов и прочее. Несколько сундуков вдова в память о муже-короле подарила Пречистенскому собору – а что делать с остальными? После мучительных размышлений, что нельзя отдавать свои вещи и казну в православные монастыри, плохо обустроенные и незащищенные от разбойников, Елена отдала все оставшиеся сундуки с богатством в латинский монастырь ордена миноритов. Теперь руки её были развязаны: оставалось ждать решения своей участи от нового короля Сигизмунда, да и предложений от русских послов о тайном или явном отъезде в Москву.
Король Сигизмунд, вместо благодарности за ее участие в налаживании мостов между враждебными государствами, стал сразу после смерти Александра оказывать ей явную нелюбовь, скорее тихую и нарочитое, хлещущее через край презрение. А ненависть и презрение короля передалась панам, желающим ее смерти, когда до них дошли слухи, что в Бельск к вдовствующей королеве прибыли московские послы с уговорами бежать из Литвы. Паны из доносов гродненского старосты знали о тайных встречах Елены с послами, как, впрочем, и о том, что вдовствующая королева взяла время для обдумывания предложений послов, поскольку уже сроднилась с литовской землей, которая стала ей родной. А в Москву к брату Василию, тем более после смерти любимого отца её уже не так тянуло.