Правда, теперь немцы не походили на тех злобных врагов, о которых писали советские газеты и рассказывали в школе.
По мосткам брели изможденные, грязные, небритые, одетые во что попало военнопленные. Вот, идет один в потрепанном немецком кителе со срезанными погонами. На другом грязная шинель с оторванным хлястиком, а на голове мятая пилотка, натянутая по самые уши. На ногах у многих немцев стоптанные непонятные чоботы. Только у некоторых более или менее добротные кирзовые сапоги.
Немцы выбрались на высокий берег. Однорукий капитан что-то скомандовал по-немецки и пленные стали строиться в колонну по три.
– Фашисты, проклятые! Сынка мово убили, ироды… – простонал какой-то старик в толпе.
Толпа словно ждала сигнала и сразу загалдела всеми голосами. Засуетились бабы, одновременно причитая и выкрикивая ругательства в сторону немцев. Угрожая пленным своим костылем, что-то кричал дед, у которого фашисты сына убили. Овчарки конвоя тоже будто ждали команду и сразу залаяли на немцев, капая бешеной пеной с клыков.
Начался самый настоящий гвалт! Мальчишки, не удержавшись, бросились подбирать гальки на берегу, чтобы закидать ими фашистов.
Петька только вертел головой от страха, глядя то на деревенских, то на немцев. Толпа, выкрикивая угрозы и ругательства, начала медленно приближаться к пленным. Те, по-прежнему стояли колонной, вжав головы в плечи, будто ожидая неизбежной расправы.
Майор бросил папиросу на землю и загородил собой немцев от толпы.
– Чего расшумелись, граждане? Прошу, всех успокоиться! – громко и властно сказал он.
– Ить, фашисты же! Они мужиков наших убивали! – зло крикнула из толпы одна бойкая баба.
– Казнить их надо, язви их в душу! – поддержал ее буйный дед. Майор сурово посмотрел на деда и сказал:
– Были фашистами, а теперь – это, военнопленные. Казнить-то, проще простого! А кто будет нашу страну за них восстанавливать? Бабы, подростки, да старики? Нет уж! Пусть теперь эти вояки поработают на советский народ! Пусть своим трудом и кровавым потом смоют свою вину за разорение нашей страны. Ну, чего молчите? Верно говорю?
Толпа молчала. Мальчишки, побросав гальки, дали стрекача в разные стороны. Дед вздохнул.
– Верно говоришь, товарищ командир! Пленных бить нельзя! Я устав знаю. Я тоже воевал. Ишо в японскую. Идемте, бабоньки по домам, неча тут толпиться, – сказал буйный дед и кряхтя заковылял прочь, опираясь на свой костыль.