К тому времени я уже учился в шестом классе районной музыкальной школы. Мама сказала, что у нас в семье играть на фортепиано – наследственная традиция, папа не возражал, хоть в его семье о фортепиано знали как о большой деревянной штуке, которую хрен затащишь на 9 этаж без бригады алкашей.
Наличие в жизни музыкалки раздражало. Вспоминалось предыдущее лето, убитое на репетиции. Мама почему-то решила, что именно летом мне необходимо набирать форму на поприще музицирования и дрессировала меня каждый день по два-три часа. Она угробила свой отпуск, я – каникулы. Результаты огорчали.
Я всячески боролся с фортепиано. Мало того, что оно портило мое реноме среди шантрапы района, так оно еще стояло в моей комнате и занимало собой почти все жизненное пространство.
Наверное, всему виной была Ольга Владимировна. Эта училка по классу фортепиано. На людях и тем паче при родителях это был великолепный педагог и чудесный человек с великосветскими манерами. Но оставаться с ней в классе наедине было экстремальным приключением в стиле древнегреческого эпоса: Ольга Владимировна превращалась как минимум в Медузу Горгону. Каждое занятие с ней становилось битвой на выживание. Подзатыльник был самой нежной формой выражения ее восторга за неудачно сыгранную гамму. Она практиковала поощрительное лупцевание рук дирижерской палочкой и не брезговала хвалебным брызганьем слюной со словами, которые в приличной питерской семье можно говорить только по большим семейным праздникам, когда папа с мамой швыряют друг в друга мелкие предметы домашнего обихода. Я не любил Ольгу Владимировну. Она не любила меня. Я не любил пианино. Она не любила тех, кто не любил пианино. Напряжение росло и не могло не вылиться в физическое насилие. Кто-то должен был кого-то покалечить. Она сорвалась первой. С криком «Фальшивишь, паршивец!» на мои пальцы с эффектным щелчком опустилась крышка, закрывающая клавиши. Позже, в тот же день, мне выпало счастье сыграть гамму собственным лицом, ибо руками у меня больше не получалось – они дрожали от боли и вибраций, передаваемых эмоциональными страданиями. Ольга Владимировна тыкала меня лицом в клавиши и приговаривала: «Ты будешь у меня гаммы играть нормально!»
Такое простить невозможно. Ответить ей физически я был не в состоянии, но знал её слабое место. Фортепиано. С того дня во всей музыкальной школе началась эпидемия поломанных инструментов. Один за другим они отказывались играть и выдавали странные неправильные звуки.