А еще Стас подружился с Мироном.
Мирон был низким и щуплым, с русыми волосами и веснушками, которые покрывали не только лицо, но и все тело. В прежней жизни он постоянно ссорился с родителями, а после очередной ссоры украл папину тачку и все деньги. На этой тачке он ездил по городу, швыряя деньги в окно, а затем нырнул в ней в городской пруд. А все потому, что не хотел поступать по родительской указке на банковское дело.
– Я вообще это, ну, руками люблю, ― смущенно сказал Мирон, когда они со Стасом знакомились. ― Ковать люблю… ― Он как будто оправдывался. ― Хотел пойти учиться ковать оградки, лестницы, декор всякий. А папа сказал, будешь банкиром. И вот…
Мирон был из тех, кому в спецшколе нравилось: тут не было навязывающих свое мнение снобов-родителей, зато была ковка.
Ребята были веселыми, недалекими, добрыми. Коля походил на Шляпу, Васяй своим лошадиным лицом ― на одного из друзей Шляпы, которого Стас за эту черту внешности прозвал Ишаком. А Мирон напоминал третьего из «мушкетеров» ― мелкого Пятачка. Даже голос был такой же писклявый.
Хоть Стас и не был любимчиком, Резак все равно его как-то выделял. Как будто пытался найти в нем слабое место, ударить побольнее, унизить. Иначе как «Барби» или «животное» Резак к Стасу не обращался. При каждом удобном случае пристраивался рядом, понижал голос и в красках расписывал, в какую позу поставит его маму и как будет мучить его сестру. Один раз Резак придумал какую-то очередную «забаву» и приказал Стасу сесть на пол. Тот отказался. Его толпой затащили в туалет, набросили сверху одеяло и избили.
Стас продолжал все это терпеть. Он будто что-то выключил в себе. Дни проходили, оставляя на языке привкус горечи, от которой никак не избавиться.
Иногда казалось, еще чуть-чуть ― и он сорвется, просто размажет лицо Резака о кафельный пол. В такие моменты Стас чувствовал на груди прохладное прикосновение иконки, некогда подаренной Томой, а мягкий голос в голове шептал: «Не нужно, Стас, это не выход». Стас выдыхал. Закрывал глаза. Говорил самому себе: «Терпи, ты это заслужил». Считал до пяти. Его отпускало.
От реальности он прятался в мыслях: думал о маме и Янке, о Томе и Егоре. Интересно, как там Тома? С Егором Стас часто созванивался, но друг не приезжал ― встречи разрешались только с членами семьи. Раз за разом Стас задавал Егору вопросы о Томе, ему хотелось знать все подробности, но друг увиливал, отвечал коротко: у нее все хорошо, ходит в школу, улыбается. Казалось, он что-то скрывает.