– А, смотрите, явилась! – хлопнул в ладоши профессор Хайнс с издевательским воодушевлением.
В серых слаксах, простой белой рубашке и темном блейзере он казался моложе прочих профессоров – правда, возраст все равно выдавали резкие залысины на лбу. Остальные двенадцать студентов сидели вокруг длинного стола темного дерева и смотрели на Кади.
– Простите, – тихо произнесла она, опустив голову.
Свободным оставалось только одно место – как раз рядом с профессором. Кади заняла его как можно быстрее, ожидая, что обсуждение, каким бы оно ни было, сразу продолжится. Однако этого не произошло. В аудитории еще долгую, мучительную минуту царила тишина. Кади набралась смелости повернуться и взглянуть на Хайза, сидящего в считаных дюймах.
Профессор смотрел на нее, подперев голову ладонью, и улыбался. В изгибе тонких губ не было и следа доброты, модные очки в пластиковой оправе ничуть не смягчали пристальный взгляд.
Не зная, что еще сделать, Кади снова извинилась:
– П-простите за опоздание. Такого больше не повторится.
Профессор Хайнс скрестил руки, продолжая улыбаться.
– Ну? – вскинул он брови на широкий простор лба.
Кади понятия не имела, что он хочет от нее услышать или увидеть. Она перевела взгляд на однокурсников: знакомых лиц не было.
– О, прошу простить, – продолжил Хайнс. – Предположил, что раз уж вы столь важная персона, чтобы заставлять нас всех ждать, то хоть скажете нечто, стоящее ожидания.
– Я не считаю себя важной. Я просто заблудилась по пути, – едва выдавила Кади.
Профессор Хайнс нарочито надул губы.
– Ну конечно же. Вы ведь новенькая. – Он сделал паузу. – Не то что эти первокурсники.
Кади ощутила вспышку обжигающего стыда.
– Кстати, о ваших однокурсниках: вы пропустили представление, когда мы по очереди называли имя, место рождения и так далее. Теперь вы наверняка не запомните их имена, и никто не станет вашим другом. Все, разумеется, запомнят вас, Каденс Арчер, потому что вы войдете в историю курса как девушка, опоздавшая в самый первый день. Какая ирония!
Стыд в щеках поднялся куда-то к глазам, но Кади знала, что слезы только раззадорят профессора. Раньше она не могла так легко расплакаться – до Эрика.
– Такого больше не повторится.
– Да, обычно не повторяется. – Профессор Хайнс встал и повернулся к аудитории, словно актер на сцене: – С первокурсниками такое бывает. Вы приезжаете сюда полные самомнения, гордости. Вы привыкли считаться самыми умными в классе, лучшими учениками, первыми в бог знает какой старшей школе. Что ж, детишки, вы больше не в Канзасе. Это место поставит вас на место, хотите вы того или нет. Или, по крайней мере, – он положил руку на сердце, – поставлю я.