«Футляр времени», или Хроники одной хрени - страница 7

Шрифт
Интервал


Понятно, что факт рождения Борисова Женьки не стал событием галактического масштаба (так ему когда-то думалось), а стал, напросто, «точкой отплытия» по жизненному маршруту, замеченной разве что самыми близкими. Но «судно» оказалось без весел и руля. Так, немного пафосно, представляется ему теперь собственная никудышность.

Последние три дня бессонницы терзают пережитым. Бог им если и замечается теперь, то без лишнего доверия, чем было раньше.

________________________//______________________________

Позади экзамены. В школе выпускной вечер. Ярко освещенный актовый зал, сдвинутые вместе столы под белыми скатертями. На них пенопластовыми гигантскими шайбами по всей длине разбежались торты «Прага», разноцветными пятнами разместились горки общего любимца – «Оливье», оранжевые вкрапления тарелок с бутербродами из красной икры и копченого лосося.

Из спиртного только шампанское, своего рода альтернатива для семнадцатилетних, когда лимонад уже смешон, а крепленое вино, тем более водка, официально недосягаемы.

Вся эта снедь – результат активного «доставалова» родительским комитетом конца 70-х. Такое понятие, как «дефицит», правило тогда балом в потребительских желаниях среднестатистического жителя СССР.

Жеке на тот момент знаком вкус чернильного портвейна и горьких настоек класса – «Золотая осень». Тяга выпивать не была сколь-нибудь устойчивой. Но если складчина карманных денег друзей-единомышленников позволяла затариться подобными напитками, не лишали себя неудовольствия «замахнуть», как правило в подъездах и дворах, по паре стаканов, морщась и передергиваясь от мерзкого вкуса. Обычное дело, в таком возрасте самоутверждаются и так.

Учился Женя как-то сумбурно. И хотя учеба, в общем-то, давалась ему легко, аттестат пестрел и «тройками» – ведь приоритеты менялись чуть ли не каждый год. Любовь к литературе или, например, интерес к истории запросто могли смениться добровольными хождениями на факультативные занятия по физике и т.д. Но все десять лет самым нелюбимым продолжал оставаться «великий и могучий».

Для себя он объяснял это врожденной неграмотностью и своим первым и последним «колом», который получил во 2-ом классе, когда по детской невнимательности написал слово «борщ» с двумя мягкими знаками. Такой лингвистический конфуз был усугублен еще тем, что днями позже его бабушка обнаружила в мусорном ведре разорванную пополам тетрадь с позорной оценкой, где под ней тремя печатными буквами выведено непечатное слово.