Есть не хотелось, но перекусить перед сном было необходимо. Серебряков открыл холодильник, при падавшем из его полупустого нутра неярком свете соорудил себе из черствой горбушки и огрызка краковской полукопченой некое подобие бутерброда, не включая свет, подошел к окну и стал неохотно жевать, поверх крыш соседних домов глядя, как над восточным горизонтом неторопливо занимается рассвет.
Иван Николаевич Серебряков когда-то начинал как педагог по классу фортепиано в музыкальной школе. Педагогом он был хорошим, талантливым, дети его любили, коллеги уважали, а руководство ставило в пример. Он тоже любил детей, уважал коллег и всегда был готов, не лебезя, поддержать руководство в любом благом начинании, будь то музыкальный конкурс или ремонт класса. Все было очень хорошо, пока его любовь к детям не начала приобретать конкретные и не вполне традиционные формы, а ее проявления, в свою очередь, не были замечены родителями учеников, а затем, как водится, и администрацией учебного заведения. Директриса по старой дружбе не стала раздувать скандал, и из музыкальной школы Иван Николаевич ушел по собственному желанию, тихо, вполне достойно, без неприятных записей в личном деле и даже с рекомендациями для будущего работодателя.
Но рекомендации рекомендациями, а без последствий все же не обошлось. В первой музыкальной школе, которую он посетил в поисках работы, его приняли буквально с распростертыми объятиями, но, поскольку директора не оказалось на месте, вежливо попросили зайти завтра. Назавтра директор оказался на месте, зато вакансия, которую метил занять Иван Николаевич, за ночь каким-то волшебным образом испарилась. Директор сообщил ему об этом предельно вежливо, но сухо, и этот сухой тон сказал Серебрякову больше, чем любые слова: интересуясь личностью потенциального подчиненного, этот хлыщ позвонил на его прежнее место работы, а там ему, надо полагать, прозрачно намекнули, что Иван Николаевич любит детей немного сильнее, чем это допустимо для педагога.
Дальше дела пошли еще хуже: куда бы он ни обратился в поисках работы, его повсюду встречали вежливым, но твердым отказом. Все было ясно: кто-то не поленился обзвонить все, сколько их есть в Москве, учебные заведения музыкального профиля и разнести весть о том, что по городу слоняется безработный педофил.