– То есть мне дали напиток бессмертия? – Марианна понемногу начинала осознавать сказанное, – Но зачем? Раз вы знали, что из-за этого будут такие неприятности. Я, конечно, безумно благодарна вам Харша, за то, что спасли меня. Но это не стоит жизней других. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то умирал. – Она помахала рукой в воздухе, будто отгоняя неприятности, – Может попробуем вернуть амриту. Может я все-таки не умру? А?
Селдрион засмеялся и подмяв подушки в изголовье кровати, удобно устроился на ней, протянув ноги и откидываясь на спинку. Сделал это он намеренно вальяжно и расслабленно.
– О святая простота! Конечно же ты умрешь.
– Я согласен, она не стоит этого. Это глупо рисковать жизнью ради смертных. Харша, давай быстро всё вернем на свои места и дело с концом. – Со спешкой в голосе просипел полночный гость.
– Ты с ума сошел! Не при ней! – зашипела Харша сурово сдвинув брови. Марианна начала понимать, что она, как думала про себя – безвинная жертва, избитая сегодня ночью не понять кем и за что, вообще не считается здесь за живое мыслящее существо. Харша защищала лишь свою шкуру, Селдрион вынужденно защищал Харшу, да и незнакомец был её прислужником. Сейчас судьба девушки была в тонких пальцах нагини и уже второй раз за ночь она ощутила свою жизнь висящей на волоске. Надо было что-то делать.
– Харша, я подумала и решила, что хочу вернуться в наш мир. Пойдемте, я помогу вам, чем хотите. Мне не интересно здесь оставаться. Меня здесь ничего не держит. Я хочу домой, к родителям.
Селдрион повернул голову. Он все понял с молниеносной быстротой, от чего рассмеялся так легко и непринужденно, как будто ему только что рассказали новый анекдот.
– Посмотрите-ка, решила все-таки бороться за жизнь. Только что хотела вернуть амриту, но уже позабыла об этом. – Марианну резанули его слова, но она решила сдержаться.
Харша продолжила разговор на языке нагов. Марианна отвернулась к костру, спиной к присутствующим, скрывая свою боль. Её здесь никто не пожалеет. Её здесь просто не существует. Ни для кого. Даже для Харши, создававшей ощущение опеки.
Наконец, не выдержав внутренней бури, извинилась перед всеми, обулась, обернувшись пледом. Никто и не думал останавливать ее. Они просто на время замолчали, провожая её равнодушно-любопытными взглядами. Когда она рванула разбитую деверь, дыра в которой была заткнута подушкой, то, как тараканы на кухне, в разные стороны разбежались служанки и слуги, подслушивавшие у двери. Гордым быстрым шагом прошла меж них, спустившись по лестнице вниз.