– Я тебя понимаю. Недавно была свидетелем части соревнований, и это было ужасно. Просто бесчеловечно! Не представляю, как это может быть в живую, если там была симуляция. В нашем мире есть войны, но сейчас так никто никого не крошит. Стоит нажать на кнопку… Бух и все…Нет, нет, это все просто ужасно. И у нас, и у вас. Война – это то, чего не должно существовать. Как жаль, что я причастна ко всему этому.
– Не вини себя. Это все жадность нагов. Владыка должен был спасти тебя, ведь ты как-никак посол из другого мира. Наги должны были помочь в этом, хотя сейчас они против, но я думаю до них дойдет.
Так Марианна узнала общественную версию произошедшего. Выгодную для власти версию о величайшем спасении посла. За мир между мирами. Усмехнулась про себя. Все-таки Владыка всеми силами пытается убедить нагов в том, что они сами содействовали этому. Это тоже их заслуга. Пытается подписать мировое соглашение, а сам готовится к войне и наги это знают. Ей были непонятны эти противоречия.
Дождь закончился минут через пятнадцать. Они шли к замку, беззаботно болтая обо всем на свете. Разница между Фисларом и Селдрионом была огромной. Разговор с Владыкой, был подобен походу по минному полю. Его сложная, противоречивая личность подчас утомляла и отталкивала. Она мечтала никогда его больше не встречать, вплоть до возвращения. Одной рукой он бил ее кнутом, а другой – всегда протягивал руку с пряником. Тогда как с Фисларом разговор был подобен наблюдению за ручьем. Ты успокаиваешься, расслабляешься и сквозь тихую улыбку мирно наблюдаешь течение воды. Ничто не угрожает тебе, не пытается выбить из седла. Безмятежно болтая, они выяснили, что имеют множество тем для разговора. Тогда Марианна поняла, что, наконец, нашла свою отдушину в помощнике садовника. Столько времени в полнейшей изоляции. Девушек нельзя было назвать интересными собеседницами. Без образования, простые, лишенные замысловатости, они любили потрещать лишь о нарядах и мужчинах. Ей было ужасно скучно. Марианна же со школьных лет была влюблена в Шекспира, на распев читала стихи Цветаевой, бродила по картинным галереям, посещала концерты экспериментальной музыки. Мать привила ей высокий эстетический взгляд на реальность, который она постоянно подпитывала интересом к литературе и искусству. Благо Москва в изобилии предоставляла эти возможности. Дойдя до потайной двери, они распрощались на договоренности, что Марианна переведет ее любимые стихи на нильдари. Он же взахлеб трещал о том, как мечтает прикоснуться к поэзии другого мира. Следующая неделя пролетела для девушки на одном дыхании.