– Не городи глупостей. – Презрительно хмыкнул, но тревога пробежала по лицу.
– Насколько помню ты сам говорил принцессе, что я была похожа на обезьяну. Гадал, есть ли среди людей более симпатичные или все такие же уродливые как я. Как ни странно, теперь не говоришь такого. Ты много раз указывал на то, что я ничего из себя не представляю, глупая, бесполезная, ничего не понимающая в жизни. Поэтому я лишь сосуд. Красивый снаружи, но совершенно пустой внутри. Поэтому не говори мне, что я красивая. Ты лгун. Это амрита, а не я. И раз ты хочешь меня, то ничем не отличаешься от прочих жаждущих моего тела нильдаров, с которыми ты милостиво заставил меня танцевать весь вечер. Ты – просто животное. Никак не представитель высшей расы. И уж точно никак не лучше людей. И как же мне так повезло провести свою первую в жизни ночь с пьяным скотом! – Марианна отвернулась парализованная, едва сдерживая слезы, нагнетенные собственной тирадой.
Пока она говорила, его лицо менялось. С грусти, перемешанной с сожалением, оно сменилось на колючую обиду, а потом в недоумение. Будучи столь пьяным, он уже не мог так хорошо контролировать себя как раньше. Отпустив ее руки, он склонился к ней бессильно уткнувшись лбом в щеку. Марианна испугалась. Слишком перестаралась следовать советам Тиаинэ. Он водил кончиком носа по ее скулам и молчал.
– Ты что девственница? – спросил наконец.
– А что, при изнасиловании это имеет значение?
– Просто… я не мог такое предположить после твоего письма. Ты так писала, я думал ты в курсе, но оказалось…У нас девушки не могут знать таких подробностей до брака.
– Да, я просто из двадцать первого века, – сожаление навалилось как мешок со старыми костями, о которых они с Фисларом не могли тогда знать, – но у меня отец очень строгий, и к тому же я книжный червь, поэтому как-то так получилось… Я еще и красавицей никогда не была, поэтому не особо за мной ухаживали. Все время занята была и даже на свидания редко ходила. – Она непрерывно оправдывалась, не успевая понять зачем это делает. Селдрион молчал, с грустью гладя ее волосы.
– Ты слышала наш разговор. Я даже не помню, что говорил тогда. Столько выпил, а еще сома.
– Не надо было столько пить, – сухо ответила она отворачиваясь.
– Как же ты права… это все после ее ухода. Я не был таким раньше. Прости меня, Мариэ, – он зарывался лицом в ее волосы словно ища поддержку. Ее сердце дрогнуло, когда она слышала, как бывший всегда сильным голос сорвался, как будто в темноте пропустил ступеньку.