.
В старые времена Колаба не была моей частью. Её и Остров Старухи присыпали, пришили к перекошенному телу. Пришитый остров – моя корона, возведённая с восточной пышностью. Правда, великолепие её истёрто муссонами и временем, засыпано пылью.
Мария и Амир шли, разглядывая ажурные фасады. Они быстро сообразили, что разговаривать бессмысленно, все слова исчезают в плотном воздухе, не разгаданные. Марии нравилась его блуждающая улыбка, задумчивая, словно приходящая из глубин космоса; руки; тяжёлые от печали глаза. Ему нравилось, какая она красивая, светлая, как лунный луч, и все смотрят только на них. А ведь раньше, когда он шёл один, никому до него не было дела. Теперь прохожие глядели сначала на Марию, а потом на него, словно спрашивая: «Кто ты, парень? Как ты оказался с ней?» И ему хотелось отвечать каждому: «Она родилась для меня из небесного океана. Ваши же боги взболтали его молочную пену, она выскользнула и досталась мне». Так они и ходили, будто ещё не вступили на сушу, наслаждаясь излучением внутри себя и в другом. Лезвие печали резало сердца.
Мария записала домашний номер телефона в его «театральной тетради» со студенческими лекциями и вложенными между страниц акварелями с истрёпанными уголками. Амир всегда таскал тетрадь с собой в сумке и при случае читал. Он потом разбирал её небрежную запись, цифры оказались кривыми. Опасался, вдруг она дала неправильный номер. Поздним вечером Амир посадил Марию в автобус до Гоа. Мария смотрела в окно, ей казалось, что вечерние улицы окрашены в сепию и, возможно, мир уже начал умирать.
Накануне вылета Мария ходила по берегу и курила. Душа выла по отнятому близнецу. Мария хотела, чтоб вода, отступающая с пляжа, вернулась смертоносной волной, вырвала бы её с берега. Но океан возвращался плавным и тонким приливом, после которого в песке начинали копошиться мелкие крабы.
Потом ей захотелось с кем-нибудь переспать. В сумерках она пошла с пляжа, и скоро рядом затормозил мотоцикл. У того человека была мощная бычья спина. В его отеле влага пожирала звуки, а шаги на лестнице в тишине удивляли своей телесностью. В комнате она ласкала Амира, целовала его посветлевшую грудь. Из грубых стежков, которыми сшили их души, сочилась сукровица. Бестелесные призраки заполнили небо и с удовольствием смотрели в окно. Они бормотали: «Как ты могла потерять своего небесного брата, как ты допустила такое». А голос из бычьей спины сказал: