– Проходите, – разрешил монах и отошел в будку сделать соответствующую запись в журнале регистрации, даже не поинтересовавшись целью моего визита.
Главная резиденция ордена Изгоняющих издавна располагалась на территории дворцового комплекса, и появление здесь братьев-экзорцистов никого не удивляло. Как не удивляло и желание некоторых официалов скрыть от любопытных глаз свое лицо, благо устав ордена разрешал нам в исключительных случаях использовать одеяния братьев.
Служебный кабинет отца Доминика ютился под лестницей и больше напоминал каморку уборщика или монашескую келью. Впрочем, аскезу хозяин этого помещения не исповедовал, и в самой комнатке было очень уютно, а через небольшое окошко по утрам сюда даже заглядывало солнце.
– Простите меня, отец, ибо я согрешил, – проходя внутрь, глухо произнес я.
Отец Доминик оторвался от раскрытой книги, на миг недоуменно сдвинул брови, а потом басовито расхохотался.
– Заходи, Себастьян! – разрешил он, отсмеявшись. – Отличная шутка. Повеселил старика.
Я снял шляпу, широкие поля которой покрывала настоящая корка заледенелого снега, повесил ее на вбитый в стену крюк, пристроил рядом плащ, и на полу под ними моментально растеклась лужа.
– Не обращай внимания, – успокоил меня отец Доминик, поднялся из-за стола и подошел к растопленному камину. – Проходи, проходи. Не стой в дверях.
Росту хозяин кабинета был невысокого и едва доставал лысой макушкой мне до середины груди, при этом отличался изрядной упитанностью и нисколько не походил на человека, отвечавшего в ордене за сотрудничество с королевской тайной службой. Он и на обычного экзорциста похож не был, скорее напоминал развеселого монаха из какой-нибудь провинциальной обители.
Я уселся на табурет и вытянул к камину озябшие руки; отец Доминик всучил мне кружку с горячим вином, после наполнил из подвешенной над огнем закопченной посудины собственный кубок, осторожно отхлебнул и спросил:
– Позволь поинтересоваться, какие неотложные дела заставили тебя покинуть дом в столь ненастную погоду?
Не зная, с чего начать, я сделал глоток подогретого с медом и пахартскими специями вина, шумно выдохнул и улыбнулся:
– Какие дела? Как обычно – грустные и ужасные. Именно так. Грустные и ужасные.
– Так поведай о них, облегчи душу, – попросил хозяин каморки, и на его круглом лице появилось выражение нешуточной заинтересованности. Насквозь фальшивое, само собой.