– Нет, – односложно ответил Петр, хотя на любительском уровне играть умел.
– Игоря хлебом не корми – дай фишки подвигать. – снова проскрипел Олег.
– А я тоже люблю это дело, – поддержал Саша.
– Что ты понимаешь, олух! – ласково обратился бритый к хриплому. – очень милое
занятие. Вот ,когда меня в Мюнхене бундеса замели, знаешь, что я делал все то время, в тюряге?
– Всех зэков немецких обыграл? – Олег смеялся.
– Всех ни всех, но время прошло незаметно… Да.. Прикольнулись мы в Германии.
Меня на вокзале сцапали. Этот-то хмырь отмазался. – Игорь кивнул в сторону дружка. Тот хитро сощурил воспаленные карие глаза и безмятежно засмеялся.
– Этот шахматист там двоих полицаев загасил. Его вся полиция привокзальная
ловила! Хорошо еще наркоту успел мне скинуть. Сам обдолбанный был. – Олег помотал черной и грязной шевелюрой. Так он воспроизвел состояние Игоря.
– Заломали меня гады, все-таки! Месяц провалялся в мюнхенской тюрьме. Вели меня
под белы рученьки вчетвером. А я, в натуре, обдолбанный, на ходу спал. Потом по ящику показывали. Сам, правда, я этого не помню – Игорь заулыбался. Видно, что вспоминал он о тех днях с теплотой, как о веселых похождениях, о чем-то естественном и славном, как о событии, которым можно было скорее гордиться, чем стесняться его.
– А помнишь, – живо откликнулся Олег – ехали в Италии с какими-то американцами?
– А, точно! – Игорь тоже принялся смеяться, но до странности жутковатым, беззвучным смехом. Его тело, при этом, словно в судорогах, потряхивало, как у припадочного, а мертвенно белое лицо морщилось от удовольствия.
– Ехали в поезде, а американка, наша соседка, нам все – Эй гайз! Френдс! Жирная
такая. Ржала все. Раша! Перестройка! Горбачев! Ей во Флоренции надо было сойти. А в Италии этот город как-то по-другому пишется. Она нам: это – Флоренция? – Мы жмемся: нет, мол, еще. Проехали потом еще часа полтора и я ей признался: Флоренция то тю-тю! – И так мы расхохотались. Видели бы вы ее рожу!! Что с них взять америкоз? Юмора вообще не понимают!
Саша, на экстравагантные байки новых друзей отреагировал дипломатичной ухмылкой. Петр почувствовал себя не в своей тарелке и не очень понимал, как себя следует вести, в этом случае.
– А тут, в Бухаресте, сейчас случай ржачный тоже – заскрежетал захлебываясь от непонятного счастья Олег. – Стоим мы в очереди в киоск-кафе что-то купить, и вдруг, с поезда какой-то барыга – скок! И бегом, мол, опаздывает, нужно срочно что-то и ему. Прикинь Сашок, барыга косяки кидает! Так это ж нам в кайф! Мы его нежно под руку, и в сортир от буфета. Игорь ему перышко засветил – тот, сразу, и перетрухался. Знаешь, кем оказался фраер этот? Сын какого-то видного московского коммерса. Мы это, по его лопатнику, вычислили. Ну, выпотрошили его, конечно, вчистую. Плакал, стенал так жалостливо.. слизняк. Игорь загибался от беззвучного смеха.