– Вы, епт… б… совсем охерели… кто ж машет руками на быка… мало вам, мать вашу… Магомет, а ну пошли!
Кнут издал резкий хлопок – и этот огромный бык пошел за старичком, как маленький мальчик, а за ним и все коровы.
Мы толпой вернулись на поляну, молча, с выпученными глазами, и узрели полный разгром. Решили первым делом поднять автобус. Срубили молодую березку, сделали рычаг, навались – и поставили автобус на колеса. Собрали какие-то вещи, сырых целых раков, и решили как можно быстрее уехать, не дожидаясь момента, когда стадо будет возвращаться с пастбища. Ехали молча, переглядываясь и улыбаясь, а потом вдруг начали смеяться и рассказывать, кто что испытал за эти несколько минут. Смешно.
Вдруг нам открылось поле, целое поле гороха. Остановка была короткой: горох рвали прямо с травой, забили им проход в автобусе. Я сидела на коленях у папы, и было достаточно протянуть руку, чтобы сорвать спелый стручок гороха. Зеленые кудрявые нити цеплялись за протянутую руку. Вкусно. Хорошо. Смешно.
Сон сморил неожиданно. В папиной рубашке было так уютно, она закрывала все ноги. Надо как-то маме объяснить, куда делись сандалии, трусы, платье… и надо ли ей рассказывать про быка, и про дерево, которое нас спасло… Однообразное звучание мотора усыпило меня.
Проснулась я уже во дворе нашего дома. Нас встречали соседи – все вышли во двор, чтобы послушать нашу историю. Обычно после такой рыбалки можно было угостить почти всех соседей, но не сегодня. Еще долго звучал смех. Мама сбежала из больницы, подозреваю, для того чтобы угоститься вкусным блюдом. Обычно мы варили раков и располагались в комнате на полу вокруг таза с красивыми тюльпанами, в котором была гора раков. После нескольких штук губы начинало щипать, но оторваться было невозможно. Ели, болтали и опять ели – но не сегодня. Сегодня я рассказывала, какой у нас смелый папа. Думаю, мама была не в восторге от нашей истории, но вида не показывала. Однако после этого случая, отпуская меня с папой на рыбалку, мама всегда говорила:
– Герман, только помни про Магомеда.
Эта история еще долго звучала в разных вариантах, но навсегда осталось воспоминание об озере бесконечно голубого цвета, сильных папиных руках и уверенности, что меня любят, очень сильно любят.