В такие празднества принято лично декламировать речь, чего я, к моему глубокому сожалению, сделать не могу, как бы ни хотелось. Потому перенесу все самые тёплые слова, что скользят на языке, на этот клочок бумаги.
Хочу пожелать тебе, друг мой бесценный, чтобы ни страсть, ни суета, ни день непогожий – чтобы ничто не смогло отравить твою бытность. Ты достоин всех превеликих благ, и ты их получил. Даст Бог – свидимся. Трепетно жду твоего ответа!
Твой друг, Георгий Грезин.
3-го апреля.
Бесценный друг мой!
Покамест дурманила меня грузная тоска, покуда щемила мысля о мучительно длительной нашей с тобой разлуке, случилось невиданное. До сих пор не верится, что всё это – всамделишно, что всё это – наяву! Но не будем же торопиться – повествовать о столь резвых и нечаянных прихотях судьбинушки надо вдумчиво, а не абы как, ибо иначе рискуешь поймать чей-то косой взгляд, нарваться на насмешку, оказаться непонятым, отречённым…
Я, знаешь ли, сколько себя помню – всегда открещивался от романтизма: праздных мечтателей и наивных идеалистов считал за беспечных глупцов. И, если в искусстве беззаботное созерцание мира для меня было в порядке вещей, то в реальности – наоборот. Затыкал уши и отмахивался от самой незначительной и блеклой романтической идеи. Не знаю, кто наделил мое нутро столь истовым скептицизмом, но жил я так долго. Пожалуй, до сегодняшнего дня.
Дальше, ежели ты, любезный мой друг, не имеешь ничего против, будет немного литературно, ибо расположение духа моё прекрасное, возвышенное – чувствую себя поистине живым.
С раннего утра я безвылазно писал, лишь ближе к вечеру решил прерваться на моцион. Дошёл до самого края деревни – версты две, не меньше. Смотрю: серый ободранный кобель, бедолага, разлёгся ничком меж дороги, язык высунул, так жалобно скулит, лапкой беспомощно дёргает; судороги всё его худенькое туловище объяли. Ну, думаю, издохнет с минуты на минуту, а того и гляди – сейчас. Уж не знаю, что за напасть такая с ним приключилась, но мучился он, видно, страшно. Хотел уж было подойти, но меня опередила она – юная невысокая особа, на лицо ничем не примечательная, стройная, в белоснежном аккуратненьком платьице, оголяющем худую красивую ключицу и изящные покатые плечи. В ту же секунду, как увидел её стан и осанку, понял, что барышня-то явно не из здешних краёв…