Кузьма Иванович садится на лавочку, достает папиросу, обращается ко мне:
– Знаешь, погоди-ка ты с ножом. Сейчас работы много. Вот маленько развяжусь, я тебе из пилы откую. Он и востроту будет держать, и не хрупкий. Идет?
– Идет, Кузьма Иванович! Ты не спеши…
Эх, Кузьма Иванович, ты думаешь, я к тебе и вправду за ножом пришел? Что я, в интернете, что ли не куплю? У меня и поросенка нет никакого. Не нож мне нужен – ты, Кузьма Иванович. Повод нужен, чтобы прийти вот в эту кузницу, посидеть, поговорить с мужиками. Послушать твои истории-прибаутки. Посмотреть, как работают твои золотые руки. Вот откуешь ты мне нож, с чем я в другой раз приду?
А так – вроде по делу.
Учусь у тебя, Кузьма Иванович. Не кузнечному делу, конечно: какой из меня кузнец. Мне дай бог своему ремеслу научиться, как следует, чтоб перед людьми не краснеть…
Человеком быть учусь.
А это – наука долгая…
Какая жара стояла этими днями. Пересохла, окаменела и потрескалась земля, потускнело пепельно-серое небо. До обеда и нынешний день не отличался от череды других. И вдруг к полудню пахнуло далекой прохладой. Будто невидимая рука погнала по раскаленному небосводу белоснежные губки облаков и выжала их, потемневшие до цвета свинца, на июльский расплавленный асфальт.
***
А с утра я ходил к старику. Старик – мыслитель, я – сопричастник. Сопереживатель. Если проще -его нередкий гость и собеседник. В основном, конечно – слушатель. Даже если имею о чем-то другое мнение – не буду вступать в спор. Ведь обычно вдиалогеговорящий больше слушает себя, нежели другого, а в беседе с мудрым человеком время дорого.«Аз есмь в чину учимых и учащих мя требую»
– Вот как жизнь-то летит, братец ты мой! Задержался я на земле. А тебе ведь лет тридцать пять – сорок, не больше? Но это не столь важно. Знаешь, я никогда не верил в конфликт отцов и детей, мне казалось, что он есть нечто надуманное. Но недопонимание, наверное, может быть. Мне вот интересно, как воспринимает современный молодой человек мои призывы вернуться к лошадке? Верит ли он, что люди при лучине были здоровее и счастливее? А я ведь помню, что это было так…
По паспорту я Николай Илларионович Чернышев, а уличная наша фамилия – Гавриловы. Родом из села Шереметьево, из старообрядческой семьи Белокриницкой иерархии.