Я тебя никому не отдам. Рассказы о Родине, вере, надежде и любви - страница 7

Шрифт
Интервал


– Дочка, ну что ты ходишь только в храм да из храма, одеваешься в темное, как монашка? Сходила бы в кино, в театр, на дискотеку.

Она отшучивается:

– Мам, ну какая дискотека! Мне за тридцать давно, я уже старенькая – по танцулькам бегать…

***

На протяжении ее бесхитростного рассказа я не произнес ни слова. Да и по окончании – что я мог ей сказать поучительного, назидательного, чего бы она сама не знала, не передумала?

Пошутил, может, и неловко:

– Мамка, да что такое 30 лет? Вот привезешь ты своей Леночке эту кофточку, выйдет она в ней на улицу. Встретит ее хороший парень – красивую, нарядную. И влюбится с первого взгляда. Может такое случиться?

И собеседница сквозь слёзы улыбнулась:

– Может…

***

Проводница ушла к себе. Тронула женщина своим рассказом какую-то струну моей души, и она отозвалась эхом воспоминаний. Ведь со мной случалось, происходило похожее. Вспоминал, как в девятом в наш класс пришла новенькая. Как она вошла, я увидел незнакомую красавицу и замер. И в голове мелькнула мысль: «Эта девушка – моя. Я ее никому не отдам!»

Мы дружили два года, до выпускного. Ссорились, мирились. Танцевали на школьных вечерах. На моих проводах на службу ее не было – она училась далеко-далеко. Помню, как, вернувшись после армии, на минуту заскочив домой, не поев, наскоро переодевшись в гражданскую одежду, помчался к ее дому. Когда подошел к калитке, сердце забилось со страшной силой, меня заколотило всего от радости и волнения. Вот там и тогда, в этом месте, в этот миг, решалась моя судьба. Все остальное – институты, работы, выбор профессии и прочее – было вторично, третьестепенно, незначительно.

Я помню, как мы шли с последнего сеанса кино, взявшись за руки, по ночному городку, и как громко пел нам соловей в сирени у речки. Он и сейчас заливается там каждый год по весне. И мы, уже бабушка и дедушка, иногда выходим майской ночью на крыльцо послушать его…

***

Вот и моя станция. Я вышел на перрон, прошагал мимо памятника Калинину, стоящему у вокзала, к железнодорожному мосту. Оглянулся. Стоящая возле вагона проводница встретилась со мной взглядом и помахала на прощание поднятой рукой, как давнему знакомому.

КУЗНЕЦ И МУЖИКИ

Шагов за двадцать до кузницы услышал звон молотка и раскаты хохота. Ну, ясное дело – опять Кузьма Иванович мужичкам что-то загибает. Открываю дверь: мать родная, народу-то – как сельди в бочке…