Валерка закрыл глаза, страшно ему стало. А Вадя привстал с койки с поднятыми руками и говорит вооруженному ясно так, не громко и не тихо:
– Ты лучше в меня стреляй, нас в семье трое детей, а Валерка один у матери. У самого есть братья, сестры? – говорил он спокойно, как о чем-то обыденном, и стоял перед нападающим так, будто они в очереди за квасом погоду обсуждают, а не смертоубийство. Солдатик перевел тогда ствол на Вадю:
– Как скажешь, – говорит. – Мне уже терять нечего, могу и с тебя начать, только его я все равно застрелю.
Тут нападающего и скрутили. Вадя время выиграл и обоих спас. Валерка не мог понять, как друг на такое решился, ведь солдатик мог и пальнуть в него первого. А Вадя отвечал: «Если б он хотел пальнуть, то пальнул бы во всех, кто там был, без разбора. А он не хотел. Он хотел, чтоб его уговорили этого не делать», а еще Вадя понимал, что с минуты на минуту к ним прибегут на выручку, на звуки стрельбы.
Так и повелось у них с их восемнадцати до сорока семи лет, все горести и радости вместе. Отслужили, отучились, поженились, наладили бизнес. Бизнес у них вышел неплохой. Валеркин папа на первых порах помог финансово, благо, имел возможности. Занялись бетоном, стелили асфальт. Потихоньку-полегоньку, а стали у них появляться связи и объекты побольше, дела шли в гору. Были и свои традиции, например, банька. В бане хорошо отдохнуть душой и телом, дела обсудить. В этот раз собрались они без представительниц прекрасного пола и самой нужной профессии, потому что взяли с собой семнадцатилетнего сына Валерки, Алёшу. Алёша, конечно, тот еще банщик. Мог при нормальном жаре высидеть минут шесть и сразу, малахольный, выбегал в предбанник подышать. Отец посмеивался, но считал, что надо парня приучать к нормальным мужицким радостям. Оставшись одни, как Алёша в очередной раз выскочил из парной, Валерка с Вадей наподдали и откинулись на бревенчатые лавки. Оба маслянистые и распаренные, глубоко дышали:
– Ты, Валер, как? Что врач говорит? С твоим сердечком можно такое устраивать? – Вадя смотрел на друга красноватыми глазами, вытирая влагу с загорелого круглого лица. У Валерки текло по усам и на кончиках торчащей над верхней губой щетины повисали крупные капли.
– Да как сказать, Вадь. Нельзя, конечно. Но ты ж знаешь, если очень хочется, то можно, – он подмигнул и утерся тыльной стороной предплечья, так что влага полетела в разные стороны. Оба заржали.