Я, Иосиф Прекрасный - страница 15

Шрифт
Интервал


Словно парализованные, дети Клавдия с ужасом смотрели на своего отца. Он, посмеиваясь, как обычно с жадностью схватил гриб и торопливо сунул его себе в рот, а потом – второй, третий. В тишине звучали только смех императора, его чавканье и натужные глотки. Клавдий чувствовал себя хорошо, и Агриппина раздражённым голосом крикнула, глядя на императора:

– Лакуста!

Из-за портьеры в зал осторожно и быстро скользнула создательница ядов.

– Что ты приготовила?!

В это время Клавдий захрипел. Его рвало. Агриппина сделала знак врачу и другу императора Ксенофонту, стоявшему наготове с отравленным пером.

– Прочисти ему горло.

У друга императора не дрогнула рука, когда он ввёл в открытый рот Клавдия смазанное ядом перо якобы для того, чтобы вызвать рвоту. От новой порции яда Клавдий поник головой. У него обвисли плечи. Император повалился лицом на стол, а спустя минуту, у него остановилось сердце.

Агриппина, между тем, с большим аппетитом ела дичь и спокойно смотрела на конвульсии супруга. Когда же врач сказал, что император умер, она холодно посмотрела на Нерона и властно сказала, словно приказала:

– Теперь ты – император!

Дети Клавдия по-прежнему сидели неподвижно, боясь выказать своё сострадание к отцу. В комнату вбежали телохранители императора – германцы, молодые, высокие, с длинными до плеч белыми волосами, которые телохранители не хотели обрезать, несмотря на то, что белый цвет и длиннота волос вызывали смех у преторианцев и городского люда. Германские юноши не знали римский язык, обычай, нравы, но у них были глаза, были уши, были чувства. И когда караул телохранителей сменялся очередным, и свободные от дежурства при особе императора Клавдия возвращались в свою казарму, то сокрушённо качали головами, готовые начать обмен мнениями по поводу того, что они видели и слышали. Но их вождь, старый, опытный воин, знавший Германика, тихо, с угрозой в голосе говорил: «Молчание». Телохранители тотчас плотно сжимали губы. Однако их вождь Ульрих понимал, что с ними иногда нужно проводить беседу, поэтому он, прохаживаясь по казарме, перед замершими телохранителями, кратко говорил:

– Если вы не хотите получать хорошие деньги, красивых девушек, то вы можете вернуться на родину, в свои леса, где вы будете вновь пахать и сеять или заниматься грабежом, пока не попадёте в рабство римлянам.