— Признайся, — расплывается в ехидной улыбке Масловский, — ты
просто решил принять её предложение?
— Да иди ты! — нервно машу на него рукой. — Для этого, твоего
липового поручения, что-нибудь нужно?
— Нет. Оно даётся устно, никаких документов. Иначе, я бы даже не
остановился на этом пункте.
— Хорошо. Ну, я пошёл звонить ей. Попытаю счастье...
Конечно же, я никому не дозвонился. Во-первых, потому как я не
смог отправить сообщение со своего личного номера, чтобы кратко
объясниться, поскольку активировав гарнитуру, выдернув её спящего
режима — моментально получил извещение о пришедшем бланке, так как
все службы личной коммуникации уже давно объединены. И тогда у меня
был бы всего час на сочинение легенды, в которую либо поверит
комиссия, либо, что вероятнее всего, не поверит, поскольку
доказательств у меня никаких не имеется. Проигнорировать извещение
из департамента я тоже бы не смог. Ведь по закону оно обязательно к
ознакомлению, а значит — незнание содержания, в этом случае, никоим
образом, не освобождает меня от ответственности.
Я пытался звонить с рабочих универсальных номеров, но Лиза,
вполне справедливо не брала трубку, поскольку система оповещала её,
что звонок идёт из УИЦ, а с нами никто добровольно беседовать не
желает, так как новостей хороших мы, как правило, не несём. К тому
же, звонок или извещение из универсального информационного центра
не были обязательными к ознакомлению, в отличие от того же
департамента, потому я особо и не рассчитывал на успех данного
предприятия.
И вот я стою у лифта, в подъезде, в котором живёт Лиза Суворина,
и уповаю на то, что застану свою клиентку дома. Жду пока кабина
развезёт предыдущий набор желающих добраться до своего этажа и
робко надеюсь, что Лиза проявит понимание и снисходительность
и...как его — милосердие. Это слово уже давно вышло из обихода. Да
и смысл его помнят немногие. Жизнь в постоянной борьбе с новыми
вызовами природы ли, правительства ли, иных явлений мешающих
простым людям просто жить, не способствует развитию благодушия, а
напротив, заставляет сердце покрываться каменеющей, с каждым днём
всё больше, чешуёй. Она сейчас неоходима, чтобы не проткнули
сердце, не порвали. А, если и порвали — то, отнюдь, не без
титанических усилий. Но надежда всё же есть.
Лиза показалась мне, измученной, конечно, осторожной, но совсем
не злобной. Просто не очень счастливая женщина. Одна из
миллионов... Мне удалось воспроизвести в памяти её расписание —
сегодня у неё нет занятий. И вчера не было. Значит — или дома или
по делам ушла. А если по делам? Что тогда? Об этом можно даже не
думать. Чего толку? Проверю, да и всё…