После, я, конечно, покаялся Сергею и попросил выделить для
горячо любимого папы ещё двести граммов волшебного эликсира.
Однако, тот лишь развёл руками. Оказалось, что за последние
несколько дней активного вечернего пьянства современным алкоголем и
весьма умеренного, я бы даже сказал, скудного потребления, в
утренние часы, алкоголя раритетного — конечно в качестве лекарства,
не более, привели к неизбежному окончанию запасов контрабандного
пойла. И этот факт был весьма прискорбен, поскольку вызвал у меня
чувство, самого настоящего, уже почти забытого, стыда.
Ещё бы! Друг передал отцу диковинку, напоминающую о бурной
юности, а курьер сего дара, попросту, пошло и бесцеремонно,
изничтожил посылку! Стыд и срам, да и только! Кстати, чувство стыда
я не испытывал уже очень долго и потому ощутил его особенно остро.
Будто бы сами внутренности, какой-то безжалостный палач, опутывал
стальной ржавой проволокой и начинал сдавливать витки. От этого
хотелось, сначала чесаться, а потом и вовсе сбросить кожу, чтобы
явить миру себя по-настоящему — нагого, такого, какой есть. Не
снаружи, а самое естество…
О своих ощущениях я, конечно, поведал шефу. Кому же ещё? Он, в
свою очередь, предложил не усложнять, а искупить свою вину,
просто-напросто, подыскав замену его подарку. Нехотя он рассказал
мне о местечке, где можно прикупить и не такие раритетные и жутко
незаконные штуки, как бутылочка доброго "Джека Дениелса".
И вот я стою в одном из дворов заброшенного микрорайона на
окраине города и ищу тот ту самую табличку, которая должна указать
мне на то, что я на верном пути. Я ищу глазами номер дома. Но, на
том месте, где должен быть жестяной прямоугольничек с надписью "ул.
Печерского, 16", чуть менее выцветшая, чем остальная стена,
пустота. Иду через двор к другому углу здания, надеясь, что там
табличка осталась на месте. Ноги сами по себе шагают вперёд, а
глаза плывут по проржавевшим качелям и горкам, на которых когда-то
резвились дети, по растрескавшийся серой земле клумб, где наверняка
росли неприхотливые, но, вполне себе, симпатичные цветы, по пустым
глазницам тёмных окон за каждым из которых своя история, своя
жизнь…
Теперь "истории остались в истории", теперь там только
темнота... От всего этого становится жутко. Пустота пугает. Она,
как напоминание о том, что ничто не вечно и вместо чего бы то ни
было обязательно придёт она — её величество ничто. И я не вечен. Не
станет меня — останется просто место в этом мире, которое, либо
займёт другой, либо никто не займёт — какая разница? Особенно
мне... Страшно. Тем более, что окраина лишь "де юре" такая же зона,
как и все остальные, где действуют те же законы, что и, например, у
меня на работе или в баре, где мы напиваемся, или дома, или на
улице… Только другой улице — поближе к людям, поближе к течению
бурной реки самой жизни. А здесь обитает нищета. Здесь асоциальные
и откровенно преступные личности. Здесь даже изгои появляются —
жуткие твари.