Изгои не признают не только общепринятой и общепризнанной
власти, но даже простых человеческих ценностей. Дикари, в общем, но
жутко опасные. Раз-два в неделю о них пренепременно говорят в
новостях. И это отнюдь не рядовые информации, а, как правило,
молнии с мест экстренных происшествий. Ограбления, убийства,
теракты — изгои справедливо считаются главной опасностью
современного общества. Не понимаю — почему отец к ним так лоялен?
Неверное, старость...
С этими мыслями дохожу до угла дома и взираю на сохранившуюся
табличку "ул. Печерского 14" — значит мой двор следующий. Быстро
пересекаю проулок и миную арку, сумрачную и жуткую, даже в это,
вполне себе ясное утро. Передо мной открывается почти такая же
картина, как и в предыдущем пустынном дворе, за одним отличием — у
одного из подъездов вижу молодого человека, вальяжно
облокотившегося на, местами выщербленную, кирпичную кладку стены и
вяло пинающего носком своего стоптанного ботинка пыль у себя под
ногами.
"Это оно!" — проносится в голове. Сергей говорил, что в доме
номер 16, на первом этаже, оборудовано нечто вроде нелегального
магазина. Вход в самом центральном подъезде, у которого, как
правило, стоит непримечательный парень, который должен потребовать
плату за проход — некий изначальный взнос. Причём взнос этот
составляют не лимиты, как во всех цивилизованных клубах или
магазинах, а продукты. Консерва, упаковка крупы или синтетического
мяса — неважно. Одно наименование чего-либо съестного, всяк сюда
входящий должен непременно пожертвовать.
— Взнос, — которого подтверждает рассказ моего шефа парень в
потрёпанных жизнью ботинках, когда я приближаюсь на расстояние
нескольких шагов.
— Подойдёт? — протягиваю я ему герметичную стограммовую упаковку
модифицированного картофеля.
— Угу, — без выражения бурчит парень, забирая пакетик и кивая в
сторону зёва, распахнутой, ржавой, двери подъезда.
— А-а-а?..
— Вперёд и налево, — предваряет мой вопрос парень, не отрываясь
от изучения "добровольного взноса", попавшего к нему в руки.
Поднявшись на один пролёт, и свернув в распахнутую покосившуюся
дверь, я будто попал в совершенно иной мир. Причём, попал сразу,
без подготовки и изучения путеводителя. Просто, раз — и передо мною
распахнула свои объятия совершенно иная реальность, где есть то,
чего не должно быть, в принципе, уже очень давно. Сразу же, справа
от входа стоял стол, на котором компактно расположились консервы
времён молодости отца и моего раннего детства. Мне безумно
захотелось схватить первую же попавшуюся мне банку и повертеть в
руках, пощупать настоящий металл, потрясти и послушать, как хлюпает
её содержимое. Однако, я воздержался и, с видом знатока, смерил
взглядом ассортимент, стараясь не выдавать своего восторга.
Тушёнка, сайра, шпроты, печёночный паштет — всё под пристальным
надзором владельца этого добра — сурового мужика, спрятавшего глаза
за тёмными стёклами раритетных очков. Всё это настоящее — как
привет из детства, точнее, из жизненного уклада тех лет. Вроде бы,
не такого уж и далёкого, но безжалостно отсечённого человеческой
самонадеянностью и верой в то, что любое издевательство над
планетой сойдёт ему с рук. Не сошло... И теперь привет из того,
счастливого второго десятилетия двадцать первого века, можно найти
только здесь — на нелегальном или, как говорили раньше, "чёрном
рынке".