. <…>
Он был привлечен к работе в комиссии как талантливый и энергичный следователь, как его мне рекомендовали члены комиссии, сходившиеся, кажется, все в такой оценке. Рудневу было дано определенное задание: он должен был обследовать роль Николая II и Царицы по вопросу о наличии в Их действиях 108 ст. уголовного уложения, т. е. государственной измены. В результате работы комиссии в этом направлении мне было доложено, что в действиях Николая II и Александры Федоровны комиссия не нашла этого преступления. Об этом я тогда же докладывал и Временному правительству[28].
Судебный следователь В. М. Руднев к Царской семье сначала относился предвзято, но совершенно изменил свое мнение после ознакомления с письмами, свидетельскими показаниями, протоколами. Надо сказать, что при производстве расследования он лично для себя снимал копии со всех документов. Руднев настолько уверился в непричастности Царской четы к измене, что даже намеревался отдать эти копии для публикации, не делая к ним никаких комментариев. Рукописный документ, составленный им на основе всех собранных свидетельств, впоследствии оказался в материалах дела, которое вел Н. А. Соколов. Читая его сводку, – отметил следователь, – видишь, что даже самая постановка вопроса об «измене Царя и Царицы» у Руднева невозможна. Он не только не нашел намека на нее, но и пришел к выводам, как раз обратным…[29]
Несмотря на немецкое происхождение, Государыня, как истинно русская по образу мыслей, относилась к немцам как к своим врагам. В одном из писем Александры Федоровны есть следующие строки: Но моя Родина – Боже мой, как я ее люблю всем моим существом, и ея страдания причиняют мне настоящую физическую боль. И кто заставляет ее (Россию) страдать, кто проливает кровь?…ея собственные сыновья. Боже мой, какой это невероятный ужас. А кто враг? Жестокий немец… <…> … Хуже всего то, что он отбирает все, как во времена Царя Алексея Михайловича[30]. Брестское соглашение большевиков с немцами нанесло Царской семье тяжелейший удар. Предательский мир с Германией представлялся Государю и Государыне крушением всех надежд: он обнаруживал совершенную бесполезность отречения Николая II от власти и вызывал горечь сознания того, что немцами вырвана из рук России ее близкая победа.
Пьер Жильяр, преподаватель французского языка у Царских детей, оставил свидетельство о том, как было воспринято Николаем II Брестское соглашение: