Игер задрожал. Вздрогнув, он швырнул незнакомое существо в болото и согнулся в приступе рвоты. Желудок сжался, выдавливая остатки завтрака. Глаза заслезились. Кровь из носа хлынула ещё сильнее, смешиваясь с рвотной массой. Мокрая одежда окутывала его ледяной коркой.
Наконец, поборов тошноту и брезгливость, Игер с трудом разогнул спину. Закрыв глаза, он глубоко и прерывисто дышал, ожидая порцию заслуженных наказаний от проводника. Однако, Торк смотрел на него и нагло улыбался, демонстрируя последние, покрытые тёмными пятнами, жёлтые зубы. Заметив это, Игер слабо произнёс охрипшим голосом:
– Прости, Торк. Я не хотел. Просто так неожиданно…
– Ладно, Чёрное древо. Я готов ещё раз засунуть в тебя этого кровопийца, чтобы посмотреть на эту знатную рожу.
Торк громко расхохотался, но смех быстро перешёл в кашель, который стёр с уродливого лица проводника неприятную улыбку. После он вытащил из широкого кармана плаща небольшую кожаную флягу и протянул Игеру:
– Погоняй воду по рту, но не смей глотать.
Чёрное древо вынул деревянную крышку, отхлебнул немного жидкости с резким запахом дыма и неизвестных трав и прополоскал рот, после чего сплюнул субстанцию, перемешавшуюся с кровью, слюнями и остатками кисло-горькой массы.
Первыми на странную жидкость из фляги отреагировали разбитые губы и небольшая ранка во рту от кровососущего камня, которые закипели, словно их прижигали огнём. После во рту стало невероятно горячо. Язык онемел, десны, нёбо и щеки невыносимо зудели, словно их щекотало пламя. Насквозь промокший и измазанный в болотной грязи и травах, Игер стоял с вовсю открытым ртом, над которым от носа к подбородку тянулась полоска засохшей крови, уставившись выпученными покрасневшими глазами на проводника.
– Ничего, часок другой помолчишь, зато заразу точно не подхватишь, —ухмыльнулся Торк, пряча кожаную флягу в карман, – идём, ты почти мертвец, а мертвецы не отдыхают.
Солнце прошло три четверти серого неба, когда они вышли на один из наиболее сухих участков болота, где сохранилось несколько старых деревьев. Окончательно ослабевшие ноги Игера, перестав чувствовать сопротивление болотной жижи, подогнулись, и он опустился коленями на мягкую землю. От него пахло застоялой водой, промокшей кожей и едкой дым-травой, что размокла в мешке проводника, но очередной позыв к тошноте вызвал далеко не этот смрад.