– И сколько же стукнуло?
– Ты уверен, что это приличный вопрос?
– Ну мы же друзья, а между друзьями не может быть неприличных вопросов.
– Не скажу. Ну так ты придешь? А то мне сейчас не совсем удобно говорить. Надо закончить работу.
– И даже ни слова не скажешь, как отдохнула?
– Вечером, все вечером после шести, – я шутливо машу ему ладошкой, красноречиво намекая, что лимит отпущенного ему времени истек.
Новость о возможной смене руководства выбивает из колеи. После ухода Лагина пытаюсь сосредоточиться на неразборчивых иероглифах шефа, которыми он зашифровал свою речь для Совета директоров. Но мысли постоянно убегают, порываясь предугадать будущего руководителя.
Буквально минут через пять после ухода Ильи дверь снова распахивается. На пороге сияет как начищенный самовар сам Абубякиров. Шеф достаточно высокий и худой пятидесятилетний мужчина. Он выходец из московских татар. Наслушавшись сказок о том, как начальники пристают к своим подчиненным, я первое время опасалась его. Но практика показала, что Ринат Асхатович реально ни к кому не подбивает клинья, и относится ко всем настолько ровно, что за много лет работы о нем по Компании не проползло ни одного слуха. Даже о второй женитьбе его секретарь узнала лишь спустя полгода.
В руках директор держит пухлый пакет. Очень хочется верить, что он принес мне подарок на день рождения. Но что-то мне подсказывает, что это не так. Скорее всего милый начальник даже не помнит про него.
– Ну как дела?
– Ринат Асхатович, буквально минут пятнадцать и все будет готово, – поверх его головы смотрю на настенные часы. Они показывают шестнадцать двадцать пять. Что-то директор рановато пришел, обещал к пяти.
– Прекрасно, – шеф внимательно оглядывает кабинет, словно ищет чего-то.
– Я тут одно слово так и не смогла понять, – незаметно в воздухе повисло молчаливое напряжение, поэтому пытаюсь хоть как-то разрядить наэлектризованный воздух, – вот смотрите.
Шеф вглядывается в свой текст и с нервным смешком переводит:
– Кутерьма.
– Что? – моя челюсть в буквальном смысле отвисает, разве что не шарахается об стол. Я столько времени убила на расшифровку этой «кутерьмы».
– Ну, кутерьма – заваруха такая. Можешь ее заменить чем-нибудь.
Послушно впечатываю слово. Кутерьма, так кутерьма. Ринат Асхатович решил окончательно морально добить меня, и не говоря ни слова, стоит сзади. Креплюсь что есть мочи, чтобы не сообщить ему, как я ненавижу, когда кто-то смотрит из-за спины, что я делаю.