И вот, когда нашего Касьяна сопровождали на казнь, на дороге возникла женская фигура в белом саване. То была как раз дивчина, пожелавшая взять приговоренного себе в мужья. И что же наш баламут Касьян? Он подъехал на коне к той дивчине, приподнял у нее на голове белый саван, поглядел на ее лицо, и, сплюнув, изрек, что лучше принять безвинную смерть и предстать перед судом Божьим, чем всю остальную жизнь провести с такою страхолюдною бабой… Есаул махнул рукой и скорбная процессия двинулась дальше.
– Ну и дурный же ты, Касьян, як сало бэз хлиба, – сказал ему один из конвоиров. – Жинка нэ стинка! Можно и отодвинуть…
Касьян вздохнул и опустил голову. Казак, он задним умом крепок.
А дальше все повторилось. Бог, как говорится, не без милости, а казак – не без счастья. На выезде из села, откуда-то из-за огородов белая женская фигура снова появилась на дороге. Настырная, видать, была та молодуха, хоть лицом-обличьем не взяла.
– Ну что ж, – сказал Касьян, – кому не судьба быть шибэныком, тому, видать, другое предписано наказание…
Однако брак непутевого Касьяна со «страхолюдной» дивчиной стал для него не Божьим наказанием, а подлинным спасеньем – он перестал бражничать, искать на свою голову приключений, судя по всему, увлекся домашним хозяйством. Был он, по преданиям, мастеровитым, умел все делать сам. А у нас как: тот господин, кто умеет все делать один. А если труд – в радость, то и жизнь – счастье. Жинка же его на зависть всей округе оказалась страсть плодовитой: она, что ни год-полтора одаривала Касьяна, как говорят, если не двойней, то хотя бы одним, – чаще хлопчиком. Ну, может изредка – дивчинкой. А от материнского счастья она подобрела и похорошела. Не зря же люди говорят: не родись красивой, а родись счастливой…
Русское казачество, приведенное историческим предопределением на берега Кубани, встретило здесь в черкесах необыкновенных противников, и границы двух земель скоро стали ареною, которая вся от края до края залилась кровью, усеялась костями.
На обширной закубанской равнине, простиравшейся на четыреста верст в длину, был полный разгул для конных черкесов и для русских линейных казаков. Первые искали добычи, вторые оберегали линию. И те, и другие отличались мужеством и, встретившись, не отступали и не просили пощады. Завязалась борьба упорная и грозная.