Придав лицу беспечное выражение, Олег вошел в кабинет редактора.
– Что случилось, Илья Захарович?
В кабинете уже сидела Филонова, второй заместитель. Спрятав под столом длинные стройные ноги, она с прищуром смотрела на Дольникова и чуть заметно улыбалась. Улыбка эта бесила Олега несказанно, тем более он отлично знал, чем она вызвана. Но в интересах работы вынужден был изображать Мистера Безупречные Манеры, поэтому держался со своей коллегой в высшей степени предупредительно.
– После обеда к нам приедет замглавы Администрации, – сказал Илья Захарович.
– Как после обеда? – опешил Дольников. – Договаривались на следующей неделе.
– Что-то у них там переигралось, – сказал редактор. – Только что позвонили. Будет после обеда, в три. Надо срочно организовать встречу.
– Понял, – кивнул Дольников.
– Кто будет беседовать с гостем?
– Головков, – сказал Олег. – Как намечали.
– Он на месте?
– Должен быть…
– Уточни. И если отъехал, срочно пусть возвращается.
– Понял.
– И проследи, чтобы все было на уровне. Кофе, чай, вода, печенье.
– Может, коньяк? – улыбнулся Дольников.
– Это лишнее, хотя… На всякий случай надо поставить бутылочку в шкаф. Мало ли что.
Редактор замолчал и принялся раскуривать трубку. Медовый запах табака разнесся по кабинету. Олег и Светлана Андреевна почтительно ждали. Когда шеф раскуривал трубу, мешать ему не следовало.
Илья Захарович Слуцкий был журналистом старой школы. Он начинал еще в шестидесятые и знал о газетной работе все. В брежневскую эпоху прославился как блестящий фельетонист – белая кость среди серой газетной братии. Во времена перестройки он направлял свое едкое перо против тех, кто эту перестройку тормозил, а позже, в хаосе девяностых, его усилиями держалось шумное сопротивление «режиму».
Войдя в немолодые лета и решив, что нет ничего лучше, чем спокойная и обеспеченная старость, Илья Захарович сменил политическую ориентацию, принял на себя руководство одной из правительственных газет, и в этом качестве последние лет пятнадцать чувствовал себя превосходно. Он носил шитые на заказ пиджаки, курил трубку, позволял себе не тушеваться перед сильными мира сего и делал свою работу с размахом истинно талантливого человека. Подчиненные его побаивались и уважали. Дольников испытывал к нему едва ли не сыновьи чувства и готов был за старика в огонь и воду. Тот это знал и ценил, хотя при случае спуску не давал – работа прежде всего.