– Слишком много книг в доме простолюдина. Вот откуда воняет ересью!
– Это самые обыкновенные классические трактаты о лекарственных травах и несколько безобидных романов, – твердым голосом объяснила мама.
И она права: в нашей библиотеке нет ничего необычного, за исключением, пожалуй, коллекции английских приключенческих романов, которые я зачитала до дыр, спасаясь от болотной скуки Крысиного Холма. Мама унаследовала их от безвестного двоюродного дедушки, которого никогда не видела. Она знала английский язык и обучила меня ему. Но мамина нога в жизни не ступала по ту сторону Ла-Манша.
Согласно Кодексу смертных, простолюдины обязаны подчиняться не только комендантскому часу, запирающему их в домах каждую ночь, но и закону о невыезде, запрещающему им выезжать за пределы деревенской колокольни…
Инквизитор пришел явно не для светских бесед о литературе. Он резко повернулся и направился к отцу. Длинная черная мантия развевалась в воздухе, словно крылья летучей мыши.
– Веди меня в свою лабораторию! – гаркнул чужак.
– В мою лабораторию? Помилуйте, этот глухой подвал наполнен опасными для здоровья испарениями из-за крысиного яда, который приходится изготавливать в больших количествах. Подобное место недостойно человека вашего ранга…
– Немедленно, или я перережу тебе горло!
Драгуны угрожающе выхватили шпаги. Тень сомнения промелькнула на секунду в глазах отца.
И я тоже засомневалась. Да, впервые засомневалась в нем. Почему он отказывается показать лабораторию этим чужакам? Какой интерес может представлять комната, заставленная старьем: потрескавшимися сосудами – ретортами и лабораторными дистилляторами?
Если только…
– Ну, что ты видишь, ласка? – растерянно шепнул Бастьян позади меня.
Ласка – нежное прозвище, которым он меня наделил. Его натренированный глаз художника, дни напролет проводящего за мольбертом, мгновенно определял, на какое животное похож человек.
– Папа идет к люку подвала… – так же тихо ответила я.
Отец, которому всего сорок пять, внезапно превратился в сутулого старика. Он посмотрел наверх. Беспокойные глаза встретились с моими, горящими в темноте. Показалось, что он хочет мне что-то сказать, открыть то, что долго скрывал. Только теперь слишком поздно. Дурное предчувствие сковало мне сердце: его уста никогда больше не произнесут этих невысказанных слов.