– Как бьет? – не понял пассажир.
– Законно! Через суд. Все как полагается. Сажает проворовавшихся барыг! А деньги их на детские дома и больницы идут. И пресса его поддерживает.
– И не ругает никто?
– А за что его ругать-то? Он же о людях печется.
– А что ж его баобабом прозвали?
– Так то инициалы такие: Бурыгин Антон Олегович – БАО. А журналист один, из приспешников Кручинского, дописал. Это его главный соперник по выборам. Но ничего, сами иногда промеж себя так зовем. Баобаб – дерево могучее.
– А этот Кручинский что из себя представляет?
– Да, олигарх местный. Из недобитых. У него свой хлебокомбинат, мельница… Много всего. Чего ему в Думе делать? Жиреть еще больше или от закона за депутатской неприкосновенностью прятаться? Как он там наши интересы представлять собрался? Он же нас, поди, только из окна «Мерседеса»-то и видел!
На въезде в город у поста ГИБДД перед их автомобилем молодой гаишник взмахнул жезлом, давая указание принять вправо и остановиться. Пассажир на заднем сиденье не придал этому значения, ожидая формальной процедуры проверки документов. Однако случилось иное. Строгий седой водитель начал суетливо шарить правой рукой между сидений.
– Да где эти чертовы корочки?! – ругнулся он и, приняв неожиданное для Ашмарова решение, вдруг резко выбросил в сторону инспектора руку со сжатой фигой. – На, съешь! – и дал по газам.
Напуганный гаишник так резко взял под козырек, что Ашмарова пробрал смех, и он долго не мог успокоиться.
– А вы, наверное, Антону Олеговичу помогать едете? С выборами?
– Ну да.
– Извиняюсь за вопрос. Что непосредственно делать-то будете?
– Я журналист. Буду людям правду рассказывать.
– Вот это дело! – одобрил водитель.
Но и в тихой гавани местами бурлило. В самом центре города, на третьем этаже здания, изображенного на гербе Барнаула, которое в народе получило название «Под шпилем», в этот момент царила суматоха.
– Антон Олегович, – подбежал к Бурыгину, идущему в сопровождении незнакомого молодого человека, замначштаба Корчуганов, – так Лысенкова-то нету. Кто совещание будет проводить?
Не останавливаясь, Бурыгин исподлобья стрельнул взглядом маленьких въедливых глаз в Корчуганова. Его лицо, усеянное рубцами давно прошедшей угревой сыпи, скривилось в усмешке.
– Я буду проводить! А нету его, потому что я уволил этого недоделанного. И теперь он до конца выборов посидит в КПЗ, чтобы не мешал людям работать.