Даша в темноте прошла на кухню. Она могла бы ходить по дому с закрытыми глазами. В этой квартире, где она выросла, где бегала босиком, с распущенными косами, куда возвращалась из школы, здесь годами ничего не менялось.
Это так непонятно и понятно одновременно. Почему-то из своего детства она почти не помнила папу. Лет до двенадцати. Очень отрывочно и несущественно. Помнила только поездки с ним на муковозе: он привозил муку на хлебозавод и всегда возвращался с обжигающим хлебом прямо из печи. И помнила, как он водил автобус, а Даша на капоте сидела и продавала билеты. А еще помнила, что он пил. Много и часто.
Когда Даше было двенадцать, отец повесился. Это был такой удар, что ей тогда казалось, у нее вырвали сердце и облили его кислотой. Взрослые почему-то считают, что дети – не люди и ничего не понимают. А дети – это люди. Самые настоящие люди, только маленького роста.
Мать после этого вечно на работе. Сутки через трое мыла полы в хирургии. Платили копейки. Между сменами подрабатывала чтобы купить Даше сапоги к зиме.
Даша залила булькающей водой чайный пакетик, достала холодные макароны, высыпала их на политую маслом сковородку. Деликатесов у них отродясь не водилось.
Измерила температуру – нормальная. И щеки уже не горят, и голова почти не болит. Странный сегодня день. Достала телефон, написала Любаве. Хорошая она, беспокоится наверное…
Глава 2
До конца пары оставались считанные минуты. Любава стремительно писала и все равно едва поспевала за лектором: он не диктовал, а просто говорил, говорил, нудно и монотонно, так что многие студенты сложили головы на парты и нагло спали. Еще и сзади сидели две беспечные трещотки и тыкали ее карандашом в спину:
– Любка! Эй! … Люба! Пссс!
– Ну че надо?
Любава нахмурилась и обернулась. Если не ответить, того и гляди вся спина в синяках будет. Белка и Стрелка, так уж прозвали этих неразлучных подружек, весело смотрели на нее сверху вниз. Лекция их явно не заботила. Белка красила ногти лаком, смешно растопырив пальцы, а Стрелка держала в руках маленькое карманное зеркальце, перед которым она тщательно пудрила и без того идеально гладкую, словно фарфоровую кожу. “Потом ведь опять будут просить тетрадку отксерить” – мелькнуло в голове у Любавы.
– В клуб пойдешь? В “Октябре” сегодня девушкам вход по пятьдесят рублей!