– Простите, авва… – смутился Палладий.
– Да ты-то за что прощения просишь? Кандидий, ведь это твой недосмотр!
Он гневно взглянул на мальчика, сидевшего напротив Севериана.
– Что ж ты, глупая голова, не сообразил еще одну миску поставить, раз еще один гость к нам прибавился?
– Простите, авва, – мальчик густо покраснел.
– Сам-то, вон, уже все стрескал, а гость голодный сидит и по смирению своему голоса подать не решается.
Кандидий бросился прочь из трапезной и через несколько минут вернулся с еще одной миской моченого гороха.
– Прости меня, господин Палладий!
– Бог простит, и я прощаю… – смущенно пробормотал Палладий, которому неприятно было такое внимание к его персоне.
– Распорядись, чтобы подавали питье, – приказал Иоанн.
Кандидий вновь исчез, потом вернулся, и вслед за ним вошли две диакониссы, несущие подносы с глиняными же кубками и принялись расставлять. Это было слабо разбавленное и чуть подогретое сладкое вино.
– А что, авва Иоанн, правда ли, что василевс подписал указ, чтобы церкви не иметь права убежища, – спросил широколобый и смуглолицый, похожий на египтянина, человек средних лет, сидевший рядом с Кандидием, в конце стола.
– Первый раз слышу! – встрепенулся Иоанн. – Когда?
– Да, говорят, вчера… – пожал плечами спросивший.
– Не может быть, я бы знал… – решительно покачал головой архиепископ. – Но не удивлюсь, если это рано или поздно случится… Евтропий хитер и коварен, давит на василевса. А тот…
Он пожевал тонкими губами и махнул рукой.
– Нет, что ни говори, Аркадий не то, что его отец! Тот был заступник, а этого самого защищать надо…
– … от его жены, – вставил широколобый.
Все засмеялись, и архиепископ тоже.
– Да, жену надо бы построже держать… – кивнул он головой. – Не дело, если женщина в семье становится главной. Нет у нее этого права, – за прегрешение Евы, на которой лежит основная вина за наше грехопадение…
– Вáрварка она – вот и вся причина, – пробурчал широколобый.
– Ты прав, Серапион, – согласился Иоанн. – Вáрварка, да дочь полководца и консула к тому же. Однако надо отдать ей должное, – в ней есть то, чего не хватает ее мужу: ревность и пламенность. Я все еще не теряю надежды перевоспитать ее в добрую христианку. В вере горяча, этого не отнять…
– Да не вера это у нее, а суеверие! – перебил его Серапион. – Благополучия хочет, да за детей боится. А Христос ей не нужен!