Рассказы - страница 4

Очнулся я на следующий день, в своей квартире на Пасифик стрит, я лежал в постели, хотел приподняться, но вскрикнул от пронзительной боли в левом плече. Отдышавшись, я оглядел перебинтованное плечо, рядом с кроватью стоял стул, на нем лежала маленькая пуля и лист бумаги.

Превозмогая боль, я взял лист, развернул его и прочитал записку, написанную Дорис: «Не ищи меня. Ты свободен. Глупый Кит. Дорис»

Выздоровев, я уехал в Филадельфию, отдохнуть на пляжах Атлантики. После всего произошедшего мне хотелось только покоя. Я стал фотографом и в течении трех лет фотографировал отдыхающих на всем побережье. Я старался позабыть Дорис и не сразу ее узнал, когда ее высокомерное лицо появилось в моем объективе. Высокая с округлившимися бедрами и плечами, в белом открытом сарафане, она была еще обворожительнее, чем три года назад. Не обратив на меня внимания, сунув мне двадцатидолларовую купюру и проговорив адрес, куда прислать фотографии, она упорхнула как белый ангел.

Вечером этого же дня, я с удовольствием рассматривал дорогой особняк на улице Вашингтона. Мраморные ступени, огромные колоны, большой бассейн, ухоженный сад. Я подумал, что все это мое. Сердце мое учащенно забилось. Сжимая в руке пистолет, я подкрался к открытому окну, из которого слышалась музыка Бетховена. Заглянув в окно, я увидел Дорис, она сидела за фортепьяно, полностью погруженная в музыку.

Сначала я ей залюбовался, но голос мщения ударил в мою голову, я поднял пистолет и стал целиться в ее левое плечо, как говорится око за око, плечо за плечо. Уже нажимая на курок, я услышал детский крик, и в комнату вбежал маленький, кудрявый карапуз.

Подбежав к инструменту, он не слушая Дорис, стал стучать своими ручками по басам.

– Несносный Кит, – делая вид, что негодует, нежно обняла его Дорис.

Услышав имя ребенка, я вздрогнул, а затем, разглядев его пухлое личико, остолбенел, на меня смотрела моя собственная детская фотография. Я вскрикнул и выронил пистолет. Дорис и ребенок оглянулись. Маленький Кит смотрел с удивлением, но без страха, а удивление на лице Дорис постепенно сменило выражение радости и нежности.

А может, мне это только показалось?

С самого раннего детства Нараду тянуло к себе все магическое и неизвестное. Его маленькие друзья бежали от темноты, а он наоборот заходил в заброшенные гроты и пещеры, ловил на сельских кладбищах кузнечиков и стрекоз, а ночью засыпал на заросшем травой могильном холмике, надеясь увидеть умерших родителей или приведение. Он точно не знал дату своего рождения, родители умерли, не сказав ему об этом, а оставшаяся служанка Омелия сказала, что он родился летом, во время сбора пшеницы. И Нарада полюбил время сбора урожая, он часами смотрел, как косари мастерски косят и укладывают ровными рядами пшеницу, мокрые от пота и удивительно веселые косари казались ему ангелами, выполняющими миссию бога кормить людей. Но кроме восторга и радости, в эти дни, на него налетала и безграничная тихая грусть. Вот и сегодня в шестнадцатое лето своей жизни, вдоволь насмотревшись на бескрайние поля пшеницы, он, почувствовав перемену настроения, поспешил уединиться на заброшенном деревенском кладбище.