Когда я способен упасть на колени
и каюсь в гордыне, покорный судьбе,
меня обступают знакомые тени
и требуют властно вниманья к себе.
Наполнив пространство волненьем бесшумным,
упрек обращают в разящий кинжал.
Ну что мне ответить отважным и умным,
которым я с детства, как мог, подражал?
Теням не расскажешь слезливого вздора
о том, как устал я рассеивать мрак:
они персонажи иного фольклора,
где счастлив не станет ленивый дурак.
Конечно же, в споре я с ними любезен,
дрожащие руки держу за спиной.
Не в том закавыка, что спор бесполезен,
а в том, что им тошно водиться со мной.
Глаза их сверкают, нахмурены брови.
Похоже, от них я позорно сбегу.
Ведь я, непутевый, из плоти и крови,
высокую драму играть не могу.
Чего же вам нужно, суровые тени?
Мои оправданья не так уж важны:
не в том закавыка, что пал на колени,
а в том, что при этом запачкал штаны.
Я с вами равняться не в силах, поверьте.
Мне удаль такая едва ль по плечу.
Поэтому даже от холода смерти
я в мир ваш прекрасный уйти не хочу.
Добро в мире вашем всегда торжествует
(над этим, взрослея, шутил я не раз).
И все же отрадно, что он существует,
и я опираюсь в паденьях на вас.