– Агата Михайловна, – чуть поморщился Владимир Викентьевич, – сообщите в управление, что Елизавета Дмитриевна очнулась. Они просили сразу с ними связаться.
Медсестра кивнула и пошла к двери, а я с удивлением обнаружила, что юбка у форменного платья не только длинная, но наверняка еще и с подъюбником: слишком пышной она казалась, хотя само платье не производило впечатления праздничного. Но тут я сообразила, что думать мне нужно совсем не о форменной одежде в этом заведении.
– Управление? – Я перевела вопросительный взгляд на целителя.
– Сыскное управление, – пояснил он. – Видите ли, Елизавета Дмитриевна, они хотели вас допросить.
– Я совершила что-то нехорошее? – испугалась я до холодной испарины, сразу представив, как меня, без признаков сознания, находят с окровавленным ножом в руке рядом с мертвым телом.
– Вы не помните? – Он прищурился. – Вы, Елизавета Дмитриевна, сядьте, если уж лежать не хотите.
Я помотала головой, чувствуя там непривычную тяжесть. Кажется, раньше у меня не было столько волос. Или было? На краешек кровати я все же присела, чтобы не упасть, если слова Владимира Викентьевича окажутся слишком неожиданными.
– Я не помню, что было до того, как я здесь очнулась. Совсем ничего не помню.
– Агата Михайловна сказала, что вы не помните даже своего имени.
– Не помню.
– Елизавета Дмитриевна…
– Я точно не Елизавета Дмитриевна.
Он взял меня за руку, и место соединения опять осветилось зеленым. Да что за чертовщина здесь творится? Это все совершенно ненормально. Но заволноваться я не успела: пришло странное спокойствие, явно неестественного происхождения, поскольку помрачением сознания не сопровождалось. Наверняка Владимир Викентьевич поспособствовал. Я взглянула на него внимательнее. Обычный дедушка, ничем не примечательный. Но способности у него необычные. Непонятные способности, пугающие.
– Пока вы не вспомнили, давайте пользоваться привычным Елизавета Дмитриевна, – миролюбиво предложил он. – Должны же мы к вам как-то обращаться?
– Вы так и не ответили, зачем я сыскному управлению. Я кого-то убила? – бухнула я, сразу желая определенности.
Врач, нет, целитель помялся, явно не горя желанием отвечать, и спросил:
– Вы считаете, Елизавета Дмитриевна, что могли кого-то убить?
– Нет, – в ужасе помотала я головой. – Но я совсем ничего не помню. Ничегошеньки.