Молчи, молчи, и вселенная обязательно ответит.
– Жора, – ворвался начальник, – вся надежда на тебя.
– Чего там?
Он только-только собрался подготовить розыскное дело для предстоящей прокурорской проверки, чай заварил и бутерброд зафигачил, и хотел ещё покурить спуститься, но – чтоб его! – никак нет, отставить, и так далее.
– Убой раскрыли! Чапу задержали, сработали хорошо. Но этот хрен не колется. Жора, давай!
Чапа никогда бы не раскололся за убийство. Мог сознаться в простом грабеже или, на худой конец, в квалифицированном разбое. Но вот умышленное причинение смерти и вся прочая особо тяжкая муть не канала.
– А я при чём?
Начальник махнул: давай заканчивай, нет времени. Так и быть, согласился при условии, что работать будет в кабинете. Неважно, что Чапаев задержан. Всё равно, что в камере. Пусть в наручниках, но если потребуется – снимем наручники.
Два крепких сержанта из конвойной роты затащили Чапу в кабинет. Тот сопротивлялся, шёл через не хочу, но, увидев Жаркова, улыбнулся и без разрешения сел напротив.
– Можете идти, – разрешил Гоша.
Сержанты возразили:
– Не положено.
– Можете идти, – спокойно повторил.
Помялись, переглянулись и вышли. Какое-то время не отходили, стояли и слушали через дверь, а потом забили и уткнулись в телефоны.
Чапа знал Жаркова: пересекались по долгу воровской и полицейской службы.
– А говорил, завяжешь.
– Говорил, – улыбнулся Чапа. – А ты что говорил?
– И я, – согласился Жарков, хотя не помнил, о чём таком рассказывал бедному Чапаеву. – Виноват?
Чапа кивнул, но вслух сказал обратное.
– Нет, начальник. Вяжут наголо, шьют без ниток. Доказуха есть? Нет никакой доказухи.
Жарков разлёгся в кресле. Спина у него ныла, как девочка, но казалось, будто он специально откинулся – вроде: смотри, Чапа, кто ты, а кто я, и не надо тут придумывать.
– Между виной и доказухой, как правило, огромная пропасть.
– Ну да, ну да… – улыбнулся Чапа и попросил сигарету.
Руки в кольцах, пальцы в перстнях. Курил, мусолив фильтр, и пыхтел, как здоровяк, хотя сам досыхал, наверное, последние годы. Щуплый и тонкий – в таких жизнь на исходе, таким лишить других жизни – раз плюнуть.
– Ты понимаешь, там пальчики твои стрельнули.
– Мои пальчики?
Чапа выпятил ладони – на, смотри. Сквозь грубую рябь проглядывали сухие мозоли, жёлтые язвочки, игривая сыпь и россыпь царапин и трещин.