Что с ней происходило, Геля не могла объяснить. Вроде из неё вынули серединку, тщательно перебрали, отсеяв все лишнее, пустое и ненужное, остальное промыли, натерли до блеска ни вставили назад. Она чувствовала себя свежей, юной и совершенно другой. И еще ей казалось, что он – Володька, был всегда с ними. С мамой. С Иркой. С бабкой Пелагеей и с дедом. Ну и с Борькой и Галиной. Короче они – все были всегда вместе, близкие, родные, а все остальные как-то отодвинулись, исчезли, их образы стали неверными и зыбкими. И еще Геля вдруг очень начала скучать по дочке. Засыпала с трудом и просыпалась ночью, оттого что слышала смех-колокольчик. Даже интернатские стали меньше занимать ее, отвлекать от этих мыслей, и Геля поняла, что пора брать отпуск и ехать в деревню.
С Володей все получилось очень странно и очень быстро. Уже через несколько дней он переехал в их небольшую квартирку, прихватив с собой лишь небольшой чемодан. А еще спустя недельку они вечером пили чай на маленькой кухне, и он рассказывал Геле про свой ИЛ-18, нежно, как про любимого ребенка… Геля всматривалась в его лицо, вслушивалась в такой родной голос и вдруг поняла, что он – тот, которого она так долго искала. Единственное, что омрачало их нежданно свалившуюся любовь, это то, что Геля скрыла от него свое прошлое. Да он и не спрашивал. Их общая жизнь вдруг покатилась сама собой, а та, одинокая – Гелина шла рядом и чуть в стороне. Выдать ее было некому, отчим уехал на свою родину, Верке настрого было запрещено намекать на это даже неловким взглядом или движением.
Геля сама не понимала, почему она это делает. Но каждый раз, когда она вдруг решалась наконец рассказать о муже и об Ирке. на нее накатывал жуткий страх потери. И она молчала. Это стояло между ними стеной. Вернее только она чувствовала гладкую холодную поверхность этой непреодолимой преграды.
Незаметно пролетел месяц. Потом еще пару недель проскочило, и во уже Геле надо было ехать брать билеты, ее отпустили в интернате. Тихим вечером, когда через раскрытые окна уже веяло ароматом раннего лета, и по комнате летал легкий тополиный пушок, от которого у Гели вечно чесался нос, Володя сидел за столом и что-то писал в толстую тетрадь. Он внимательно рассматривал сложные чертежи в большой, но тонкой синей книге. Вдруг он положил ручку и повернулся.