В третьей – добрая мама превращалась в большую злую, голодную и давящую великаншу, расколдовать которую смог только ребенок.
В четвертой – папа, который играл на скрипке солнечные мелодии, потерял скрипку, нашел оружие и превратился в злого охотника, который в слепой ярости преследует своих близких, те в страхе прячутся в норках. Папа ранит ребенка, в отчаянии приходит в себя, выкидывает оружие, скрипка находится…
В пятой истории мама-кошка надела на себя маску собаки и тем самым превратила дом в место страха…
Если обобщить – можно увидеть несколько ярких линий.
Условие превращения доброго отца/матери в злого – обмен внутреннего на внешнее. Этот обмен неравноценный, но родитель этого не понимает и поэтому меняет: кусочек сердца – на деньги, скрипку – на оружие, свое лицо – на собачью маску, и пр.
Превращение чаще всего является подчинением героя воле того, с кем он меняется (коварный невидимка, похищающий сокровище), от кого получает деньги, оружие и пр.
После обмена облик отца/матери меняется и уподобляется тому, с кем меняется (кстати, классика сказки – обмен качествами личности, красивое становится уродливым, уродливое – красивым). Что-то происходит во внешности, причем (обращаем внимание!) первым эту подмену замечает ребенок, но не родитель, который догадывается о своей заколдованности по внешним сигналам, в том числе и по реакции ребенка.
Затем происходит превращение места: теплый дом остывает, печка больше не горит, дети прячутся от матери в других местах дома и прочее.
Итак, обмен внутреннего на внешнее запускает цепочку событий: подчинение родителя внешней силе, изменение его облика и разрушение дома. Когда родитель просыпается от чар, с него слетает злая маска, он обретает свое лицо, и тогда снова оживает дом. Кстати, родителю вернутся и прийти в себя – непросто. Что-то он может сделать сам, где-то ему нужна помощь.
Сказка, в которой ребенок реанимирует родителя указывает на ситуацию подпитывания родителя ребенком, когда сам родитель подчинен «злой» (с точки восприятия ребенка) силе. Ребенок словно приносит себя в жертву и, к сожалению, это уже не сказка. Родительский аффект оставляет болевой отпечаток в душе ребенка, который не всегда затягивается…
Наши переживания – и родителя, и ребенка – затрагивают и рациональную, и иррациональную сферы. Но если у взрослого опыт рационального чуть больше, то у ребенка – он очень мал. И это важно учитывать в ситуациях, когда наше настроение и отношение к нему внезапно меняется. Часто при этом мы снисходительны к себе («Да я просто наорал на него, а так я, конечно, его люблю») и требовательны к нему («Не тупи, включи голову, быстро давай делай. Ты чего – не понял? Сейчас получишь!»). Но в этой требовательности мы не замечаем свою сказку, в которой живем. И если на нее взглянуть – она может оказаться весьма интересной.