– Да, слава Богу, мой друг, – ответила Дарья Кирилловна, проходя к столу, и присаживаясь на стул, заботливо подвинутый Митрофаном.
– Прошу Вас, чаёк у нас уж очень хорош, на травах, – с доброй улыбкой пригласила она к столу Мещерского.
– Благодарствуйте, не откажусь, не откажусь, – гудел Владимир, – а, что же, на бал намерены Вы ехать? – снова спросил он.
– Да, балы-то эти больше для вас, для молодёжи, а нам только дома сидеть по-стариковски, с вышиваниями, – улыбнулась светлыми глазами в ответ Дарья Кирилловна.
Ведя непринуждённую светскую беседу, они пили чай небольшими глотками из тонких фарфоровых чашек. На столе стояли закуски: масло, сливовый джем, мягкие белые булочки с хрустящей корочкой. Здесь же был белужий балык и тонко нарезанная холодная говядина с прослойками жира, яйца, сваренные вкрутую, и севрюжья икра в маленькой изящной вазочке. После завтрака, гость выкурил сигару, и, спустя ещё полчаса, откланялся и собрался уезжать.
– Экий он шумный однако, весёлый, – произнесла Дарья Кирилловна, помахивая кружевным платочком в окно, вслед отъезжающему Мещерскому.
– А что, маменька, не последовать ли нам совету Владимира? Не посетить ли бал? Надобно ответ послать о нашем участии, – спросил Павел свою матушку.
– Свет мой, Павлуша, да я уж, почитай, годков пять, как на балах не была. Да что я там делать-то стану? – возражала Дарья Кирилловна.
– Маменька, так что на балах делают? Я буду за дамами волочиться. А Вы с Аполлинарией Андреевной о молодых повесах беседы вести. Развеетесь, маменька. Неужто не надоело день-деньской в дому сидеть, да пасьянсы раскладывать? – улыбался Павел.
– Ой, Павлуша, всегда ты с шутками своими. Какие уж нам с Аполлинарией Андреевной повесы, до того ли? – отмахнулась платочком Дарья Кирилловна.
Но все её отговорки были только для виду. На самом деле Дарье Кирилловне давно уже хотелось развеять тоску, которая постепенно прокрадывалась в её дом, опутывая его как паутиной.
Прошло десять дней и в морозный вечер наступающего Рождества Стояновские отправились на бал дворянского собрания.
Павел вышел на крыльцо, натягивая перчатки на руки, поправляя пушистый меховой воротник, ладно скроенной, новой шинели. На улице уже было довольно темно. Яркий месяц повис над крыльцом, как бы думая: звать ли сегодня звёзды за собою? Морозный воздух перехватывал дыхание, кружа возле лица закудрявившимся паром, щипал щёки и нос.