Папа и Трэвис не слышат меня. Они углубились в работу и разговаривают между собой, копошась под капотом машины. Мне предоставлена великолепная возможность понаблюдать за ними ещё некоторое время, пока не засекут, а заодно отвесить вопрос, в какой из моментов Трэвис решил нагрянуть в гости. Когда, чёрт возьми, он приехал?
Нетрудно догадаться, к кому приклеивается основное внимание.
Свободная майка на Трэвисе полностью обнажает руки и стоит ему наклониться чуть ниже, как открывается небольшой обзор на рельефную грудь. Глупо утверждать, что он прежний. Нет, это не тот пятнадцатилетний парень, с которым зашла дальше положенного, этому парню девятнадцать, и он определённо точно знает, куда нажать и что сделать, чтобы получить положительную реакцию. Только ему известно, скольких девчонок трогали его руки, сколько улыбок он подарил им, сколько комплиментов отвесил, сколько из них зашли туда же, куда и я. Я всего лишь первая, это не показатель и не гарантия быть единственной. Ему девятнадцать, и да, я определённо точно не единственная. Я одна из. Уж если на то пошло, то начихать, из скольких.
Да, я не стану отрицать очевидное: Трэвис тот ещё козел с телом Бога и внешностью модели. Проблема лишь в том, что он тоже об этом знает.
За пару месяцев, проведённых вдали от дома, он возмужал. Его взгляд стал холоднее, в нём появилось ещё больше задумчивости. Этот взгляд обжигает. Он такой же острый, как бритва, после которой порезы заживают медленно, из-за которой рана кровоточит дольше, от которой боль сильнее. Он стал выше, шире, больше. На его скулах легкая щетина, прикосновение к которой наверняка царапает кожу. Мышцы на его руках напрягаются, когда пальцы сжимают одну из деталей, стоит солнечным лучам упасть на них, как бронзовая кожа начинает блестеть, переливаться, сиять, как у гребаного Эдварда Каллена. Это заставляет перекатиться с пятки на пятку. Лишь на мгновение позволяю воспоминаниям туманом застелить здравый рассудок и напомнить, каково это – быть в его руках.
Мгновение исчезает.
Парень перехватывает мой взгляд, и я не спешу сделать вид, что со свистом считаю ворон.
Дёргаю бровью, в ответ Трэвис поднимает уголок губ в самодовольной усмешке. Он знает, что я смотрела на него и сейчас последнее, что нужно делать – отпираться. Это не наша игра. И это не про меня. Я не собираюсь прятаться в углу, как овечка, загнанная тигром. Я всегда встречаю его с готовностью противостоять.