– Ништяк, Саня, молодец, я тебя запомнил. Меня зовут Анвар, – Анвар облегченно перевел дух. Ему, шестерке, и самому было бы тяжело возвращаться без денег.
«Этот Саня подставил всех. Опустил за компанию. Зачем я с ними стоял только…» – сокрушенно думал Андрей. Все отдавали деньги вслед за Саней, а когда очередь дошла до Андрея, он ответил:
– Я милостыню сегодня не подаю – проходи дальше…
– Слушай, ты чё себе жизнь портишь с первого дня? Горя хочешь? Ты знаешь, кто мы? Азю знаешь? Сам откуда? – выпучил красные накуренные глазки Анвар.
– С города. А денег не дам. Приедем на сельхозку – там и выпьем вместе за знакомство.
– Слушай, русак, кто с тобой пить будет? Кто ты такой? Мы – мусульмане. Мы не пьем, понял? Мы спортсмены. Есть бабки? – неожиданно он повернулся к оставшимся в стороне парням.
– Нет, у нас нет, – неожиданно дерзко ответили и те.
– Пошли, вы трое, – указав на них и Андрея, – поговорим, что за беда такая… ой, беда… – сказал Анвар и потянул Андрея за пуговицу.
Андрей убрал его руку с одежды и ответил:
– Говори здесь, кто тебе мешает?
– Пошли, говорю…
– Сейчас, разбежался. Мне и здесь хорошо.
– Мне не хорошо!
– Твои проблемы, – отвернулся Андрей, показывая всем видом, что Анвар ему больше не интересен.
– Ладно, русак. Я тебя запомнил. В совхозе поговорим. И вы, черти, – обратился он уже ко всем, кто давал деньги, и кто не давал, – еще поговорим!
«Быть скоро битым. Не порезали бы на сельхозке. Хотя не должны бы. Но битым быть», – с этими словами Андрей оглядел однокурсников, стоящих рядом: «А с этими каши не сваришь…» Затем быстро попрощался и зашагал своей быстрой и уверенной походкой к автобусной остановке.
* * *
Три больших автобуса к вечеру довезли первокурсников до подшефного хозяйства. Всю дорогу накуренные сельские парни скакали с места на место, кричали, смеялись. От резкого казахского многоголосия у Андрея разболелась голова. Из ложной скромности русские парни зашли в автобус последними, пропустив девушек. Джигиты никого пропускать не стали – Коран и традиция не требуют от них никакого особенного отношения к девушкам. Зайдя последними, Андрей и его спутники стояли всю дорогу, занявшую практически весь день. Рассевшиеся по местам казахи насильно расхватали себе на колени всех студенток. Стоять осталась лишь одна толстая и некрасивая казашка. Именно это почему-то показалось Андрею особенно неприятным и испортило настроение окончательно. Он стоял неподалеку от этой девушки и каждый раз отводил глаза, когда она зачем-то начинала ему улыбаться, но как-то жалостливо и виновато… Эта её улыбка неожиданно вновь подтвердила уверенность Андрея, уверенность, которая пришла к нему довольно рано, уверенность в том, что этот мир устроен мерзко, несправедливо и очень крепко в своей несправедливости. «Даже пытаться не стоит…» – всю дорогу повторял, как заклинание, Андрей свою любимую в последнее время мысль: «Даже пытаться не стоить изменить этот мир, бесполезно абсолютно. Мой дед, отец, мать пытались семьдесят лет неимоверными усилиями построить справедливое цивилизованное общество на этой выжженной солнцем земле, и все для того, чтобы теперь я наблюдал эту вакханалию…И России этой теперь на нас наплевать!» – как рваным куском метала, терзал он себе нервы в этом душном автобусе, наполненном чужими запахами, запахами чужого общества, чужого быта, чужой еды в больших сумках. Он очень редко до этого сталкивался с этими запахами в своем шахтерском микрорайоне, где проживало очень мало казахов. «Казаха в шахту не загонишь…» – вспомнил он отцовские слова.