Я понимаю прекрасно, что многие письма написаны лучше огромного количества книг: возможно, сами того не зная, люди вкладывали в эти послания своим друзьям или любовникам лучшее, что в них есть. Я написал немало писем, и, помимо множества сугубых формальностей (которых невозможно избежать в большинстве случаев), я оставил в каждом из них огромную часть себя, львиную долю худшего и лучшего, что есть в моем сознании и в моей душе.
И самое любопытное, что я хорошо знаю судьбу этих писем; любовь адресатов, возможно, сохранила бы их в ящике стола, на страницах книги… Но все это мимолетно, подобная переписка, отвлеченная и лишенная литературных целей, обречена на полное вымирание, гибель. Только гениям достается терпение ученых, не желающих отступиться ни на минуту, пока они не отыщут все их письма… пусть и не всегда великие, но имеющие внизу подпись.
…Если я полностью посвящаю себя им (письмам) – хотя и знаю, что они потеряны для будущего, – не потому ли это, что, написав их спонтанно, без подготовки или каких-либо черновиков, я превращаю их в самое подлинное отражение моего существа?
Хулио Кортасар, письмо доктору Гальярди, июнь 1942