Мама момент с "подухариться" просекла сразу, поэтому духи хранила в тумбочке. Может кто и знал, но доступа не имел! А я имела…
Тумбочка хранила одеколон с пульверизатором, который маме из Свердловска переправила сестра (тогда Екатеринбург еще был городом Свердлова).
Вот чую своей маленькой пятой точкой: Не трогай! Но точка была слишком мала, чтобы предвидеть крупные неприятности.
Пшик-пшик…
И в этот миг клацнул замок бермудского треугольника.
Истерики я не помню. Мама держалась перманентно сдержанно, чтобы не пугать эмоциями свое горе-зло-счастье (она до сих пор меня так называет). Но с модным мэйк-апом что-то надо было делать.
Помаду я выбрала самую что ни на есть химическую – хамелеон – зеленого цвета, которая на губах расцветала пурпуром и не смывалась три дня даже хозяйственным мылом. А Ленинградская тушь разъедает слизистую глаза похуже кислоты. Поэтому глаз решили не трогать до дома. Губы не оттерли.
Так я и шла по улице – красивая и счастливая.
Жестока. И равнодушна!
Я поняла это еще в детском саду, когда меня обломали с ролью Мухи-Цокотухи. А она отскакивала у меня от зубов. Я блистала, как полярная звезда на небосклоне.
Кстати, моими артистическими способностями потом частенько пользовались учителя: справедливость и успех настигли меня в школе. А вот воспитатели промахнулись.
Я килограммов на десять крупнее Наташки, которой досталась главная роль. Она мелкая, как та муха: на одну руку положил, другой прихлопнул. И комар-спаситель – ей под стать. В чем душа держится?
Толи я – Цокотуха так Цокотуха: толстая, некрасивая, по такой не промахнешься.
В общем, костюм Мухи на меня не налез. Выдали крылья бабочки и два слова на листочке.
Стояла в массовке позади Наташки и подсказывала каждую фразу. Как же она меня бесила. Мало того, что мелкая, как муха, еще и такая же млявая. А еще – красивая.
Но я все равно любила утренники. Быстро запоминала слова песен, поэтому с удовольствием пела громче всех, но не для того чтобы прикрыть товарищей, для вида открывающих рот, – я ждала похвалы. Пока сосед по парте, посещающий музыкальную школу, не прошипел:
– Ори потише! Ты меня сбиваешь! У тебя слуха нет.
С тех пор я не пою даже в ванной.
Пела громко, но не всегда правильно, и дело не в слухе.
Как-то перед Новым годом поделилась с мамой печалью: