Пересекая небольшую площадь, он привычно выцепил знакомую фигуру. Высокая девушка выделялась на фоне остальных не только ростом. Броское платье, красная помада и кудри – видеть Ведьму иной было невозможно. Возможно, из-за этого же Дмитрий всегда забывал её лицо. От него отвлекало все остальное буйство деталей.
Работая в разных отделах, Ведьму он помнил ещё с войны и знал, как относятся к ней окружающие. Она была идеальна в работе, добра и мила в общении, но ровно настолько, насколько это было необходимо. Так же он до сих пор слышал один и тот же вопрос: «Она ни на кого не злится. Точнее, мы этого не видим. Почему Ведьма тебя терпеть не может?».
Он и сам задумывался. Ответ был очевиден. Это сейчас главная боевая единица тринадцатого отдела идёт по площади одна, попивая кофе из одноразового стаканчик с лицом полностью нейтральным. Будто и не живым вообще. Во время войны они тоже пересекались здесь.
Пыльные и густые от того воспоминания будто залили серую площадь. Вот он торопливо оглядывается и прибавляет шага, глухо форменные сапоги отбивают такт по мостовой. Он рад, что идёт по раньше. Неприятно чувствовать это.
В этом побитом и истекающем кровью городе. Да что там – мире, звонкий смех вызывал раздражение. Зелёная куртка и волосы неестественного цвета – тоже. Рядом с утонченной и грациозной Ведьмой, Козодой выглядела кляксой. Только вот вовсе не чёрной. Радужной, вызывающей… Дмитрий считал это неприемлемым. Козодой любила громкие возгласы, странную одежду, сигареты и хороший кофе. Ей никто этого не запрещал. Как Ведьма покоряла всех своей исключительной тактичностью, так Казодой очаровывала окружающих долей безумия в серых глазах. Было так странно, что это же безумие было заинтересовано в нём.
Она плохо скрывала это. Даже сейчас голос девушки сорвался. Она инстинктивно схватила подругу за локоть, останавливаясь. Смотрела на него жадно, но столь трепетно. И молчала. Только рядом с ним она затыкалась. «Мне её жаль» – вздохнул Дмитрий, не сбавляя шаг. Он не мог представить себя радом с ней. Как бы Козодой того не желала. Она не была плохой, скорее – с ней ему было бы морально тяжело. Её порывы могла терпеть только Ведьма.
Морок, что охватил Дмитрия спал. Не было здесь никакого Козодоя. Не было запаха сигарет и кофе, не было этого взгляда. Жадного, прожигающего. Дмитрий мотнул головой. В толпе навязчиво мерещится зелёная куртка, будто слышится резкий, звонкий голос: «Море, прости меня».