Чужое мнение, бесспорно, не волновало семью, но нагнетало, ведь теперь они остались в полном одиночестве. С настигнувшей хворой, Мария Федоровна больше не могла приезжать к Казимиру Ивановичу за материальной помощью, а значит, пропитания становилось все меньше. Совсем неприученный к деятельности, с которой был связан любой пролетарий, мальчик садил в заросшем огороде овощи, но это у него получалось с большим трудом. Запасы еды уменьшались с каждым днем. Остались лишь сушеные яблоки и гречка, иногда Яша приносил в дом сморчки и рыбу, готовил, но все эти обязанности, от которых он никак не мог отказаться, каждый день видя больных близких, делали его и без того печальное существование, совершенно мрачным. Часто убегал в излюбленное место в лесу, опосля, глядел в небо и долго плакал.
Как-то раз, после очередного выброса эмоций, Яша вернулся в дом с красными, опухшими на ветру, глазами. Мария Федоровна подозвала его, и хриплым голосом завела серьезный диалог.
– Мы не справимся, – через кашель, произнесла та, а у мальчика вновь начали собираться слезы. – Направляйся к Казимиру Ивановичу, пусть вызовет сюда своего врача, побольше пропитания, а тебя устроит на работу.
Мальчик опешил, и лишь удивленно посмотрел на мать. Та выглядела болезненно, он безумно алкал помочь, но из-за своего склада ума, боялся в одиночестве появляться в новых, совсем не знакомых местах. Хотел выкрикнуть резкий отказ, но понимал, что ответственность теперь лежит на нем не только за сестру, но и за мать. Не отличаясь смышленостью, его консервативный разум вопил, что ничего не получится, а Казимир Иванович лишь посмеется над провинциалом. Одначе смерть Фимы послужила ему прививкой против неответственных и необдуманных действий, потому пришлось согласиться. Другого выхода не было. Его трясло от страха не только от предстоящей встречей с таинственным мужчиной, но и от боязни оставить Марию Федоровну с сестрой в полном одиночестве, без ухода еще здорового человека.
– А как же вы? – неугомонно вопрошал Яша.
– Если не поедешь – втроем загнемся, – настаивала Мария Федоровна. – Скоро и твой организм даст слабину, а уж тогда мы повязнем в болезнях, останемся без еды, – она вздохнула, и опустив глаза в пол, потерла бледный лоб тонкой ладонью. – Ты не боись, мы с Идой не пропадем. Ведь ты с ней вдвоем как-то справлялся? Пришла моя очередь.