– Ша! Довольно! – не отворачиваясь от деревянной стенки, произнес. – Фимы нет дома.
Девочка, вероятно, опешила. Стучание об пол крохотных ножек прекратилось, крики умолкли. Образовалось молчание. Оно накрыло огромным куполом мальчика, на несколько секунд обособив от реального мира. От стыда, взвалив на себя все образовавшиеся проблемы, Яша не мог повернуться, посмотрев в глаза, рассказать о смерти собаки. Его неуверенность, прежде отражавшаяся только на однокашниках, теперь перенялась и на общение с сестрой.
– Ты отпустил ее гулять? Совсем одну? – голос Иды задрожал, больше совсем не походил на привычный ей уверенный тембр, но она еще не понимала всей сути ситуации. – А коли в лес убежит?
– Она сама ушла, – не ожидая от самого себя, соврал. – Еще ночью, а под утро совсем пропала.
– Пойдем звать ее? Поди вернется, не глупая.
По телу мальчика побежали мурашки. В голове начали строиться легенды и множество историй, кои тот мог рассказать, исход которых сделал бы его вышедшим из воды сухим. Людей в то время учили, будто правда и честь – закон честного человека. Этого же мнения придерживался Яша, считая, что любая ложь однажды вскроется. Но тогда эти мысли ушли куда-то вглубь. В этот раз решив поразмышлять о последствии следующих действий, пришел к мысли, мол, если все узнают правду – Мария Федоровна больше никогда не уедет к своему без пяти минут жениху, а значит, детям навек придется остаться в родной, но столь наскучившей избе.
С той минуты он чувствовал, как превращается в самого двоякого, сотканного из противоречий человека. Казалось бы, вопрос простой. Врать или сказать правду? Станет ли это правдой во благо? Он прекрасно понимал, что взвалит на себя ответственность не только за мать, но и за сторожевую собаку, а уж если все-таки в деревне поселился столь жестокий человек – все усилия стоит приложить только на охрану сестры и себя самого. Вера в то, что от жизни в полупустом поселении вскоре не останется следа в ближайшее время, уверил себя в том, что стоит ступить на эту тропинку. Возможно, Мария Федоровна и не поменяла бы своего отношения к частичному одиночеству детей после гибели Фимы, а наоборот, посчитала, будто ее смерть нельзя сравнивать с человеческой, совсем не разделяя душевных терзаний своего сына. Не многие так же серьезно относились к животным, считая Фиму обычной шавкой. Для Яши она была гораздо большим, большим инда чем друг, настоящий член семьи.